Она мыла раму, он звезды топтал в поднебесье.
На книжных страницах искал обходные пути.
Плутала она, заблудившись в чужом мелколесье,
Не в силах дорогу из круга событий найти.
Столкнулись они в коридоре какой-то больницы,
Как шарики Марблс в неловкой ребячьей руке,
И старая память, очнувшись, мелькнула на лицах,
Заставив реальность как струны дрожать вдалеке.
Блестящею каплей, сорвавшейся с кисти небесной,
Впиталась под кожу цветная тягучая слизь,
И радужной кляксой внутри оболочки телесной
Она принялась нарушать их привычную жизнь.
Колючая тяжесть стенала в обжившихся душах,
Вползая, как вор, в полуночные хрупкие сны.
Подбитым крылом отражалась в разлившихся лужах,
Как левиафан наблюдала из их глубины.
В обычном движении дней, пролетающих кучно,
В плацкарте чумного вагона состава «в ничто»
Нарушить куплет, что со скрипом звучит благозвучно,
В нормальном уме не захочет, конечно, никто.
Всем с пулей в груди жить приходится, будто с соседом,
Слагая в уме и на пальцах песчинки-года,
И каждому дышит в затылок жуком-людоедом
То слово, что смерти страшней – НИКОГДА…
Великаны
Смотри, смотри! Шагают великаны.
На стопах – пыль веков и пена дней.
Им нипочем цунами и вулканы.
Они в десятки раз богов сильней.
Ты слышишь? Их шаги шуршат стихами,
Спорхнувшими с расплавленных страниц.
Их головы объяты облаками,
А на плечах – обитель синих птиц.
Они проходят быстро, но заметно,
Сминая время, будто простыню.
Свистит дыханье их прохладным терпким ветром,
Шатает мира яркую мазню.
Ты смотришь ввысь на их прямые спины.
Ты хочешь влезть в их маленький карман.
Не видят нас пришельцы-исполины.
Для них мы лишь оптический обман.
Нам остаётся в их следах огромных
Растить пшеницу, строить города
В калейдоскопе редких дней скоромных,
Текущих, словно мутная вода.
Нам остаётся вслушиваться в эхо
Их громких еле слышных голосов,
Разгадывая с призрачным успехом
Смысл новых не совсем понятных слов.
Ты плачешь и твердишь: «Не уходите!»
Так хочется сбежать из стен своих.
И люди молятся, мечтают о Визите,
Но великаном может стать любой из них…
Следы
Я пойду по твоим следам,
Что ты мне оставляешь на ткани.
Еле видимым, исчезающим,
Не идущим по бороздам.
Они будут мне греть ступни
И покалывать электричеством,
Обжигать холодком желаний
Улетающей в кэш болтовни.
В одиноком своём пути
К перекрестью лучей на рассвете,
Прикрываясь святым колесничеством,
Я продолжу, как семя, расти.
Буду я подбирать гроши
Твоего пикника на обочине.
Хлеб ломая, как в Новом Завете,
Его хрустом кормиться в тиши.
Мне тебя не настичь никогда —
Замедляться, в тебе нет привычки.
Приведёт меня вновь к Червоточине
Твоих мыслей живая вода.
Сгинул страх прошагать по золе
И прошу, воздевая ладони:
Трогай небо, как книги странички,
Только ноги оставь на земле…
***
Скалится полночь тонкой ухмылкой луны,
С неба, как иней, сыплются хрупкие сны,
В головы, в души, на крыши, на арки берёз
Патиной тонкой ложится небесный наркоз.
В мире сомнамбул не сыщется лёгких дорог,
Тел потерявшихся движется плотный поток.
В доме, где окна затянуты серым холстом,
Мрак коридоров тревожится вечным хлыстом.
Тесно дыханию в вязких белковых мешках.
От полироли вдруг явится блеск на глазах.
Тонкие синапсы рвутся под тяжестью слов.
Мир застревает в узком плену полюсов.
Циклится жизнь, киноплёнка мотает репит.
Смоет дождём пожелтевшую пыль с пирамид.
Толстые нитки, связавшие шарф на двоих,
Мысли обычные отформатируют в стих.
Послевкусие
