Рассмотрим, как любовь к женщине движет лирическим героем, готовым на всё ради неё. Отсюда и аналогии между одной из основных тем лирики нашего современника и идеей рыцарства средневековой поэзии о подвигах придворных, воспевающих возвышенные чувства к даме как к Мадонне. Идея эта воплощается в воссоединении черт Богоматери и земной, живой женщины в едином образе Прекрасной Дамы. Поэтому, чтобы чётче представлять, с чем именно сравнивается любовная лирика Жаравина, укажем характерную черту куртуазной поэзии – это преклонение героя перед образом Дамы сердца в песнях и балладах трубадуров, ради взгляда или прикосновения которой, рыцарь готов был умереть, за любовь которой безропотно мог пожертвовать своей жизнью. Как, например, в песне Саркамона (С. 98) [14], странствующего рыцаря и автора семи куртуазных кансон (лирических песен), в одной из которых «Ненастью наступил черёд…» – есть такие строки:
…Затмила мне весь женский род
Та, что в душе моей царит.
При ней и слово с уст нейдет,
Меня смущенье цепенит,
А без нее на сердце мгла.
Безумец я, ни дать ни взять!..
А в лирике нашего современника атрибуты жертвенности ради любви также весомы: «Я значение слова свожу до нуля, / Мне гораздо важнее глаза или руки…» (С. 323) [13].
В рассматриваемом нами контексте образ жаравинской «Прекрасной Дамы» – это образ земной женщины, подарившей когда-то свою любовь лирическому герою, исчерпавшуюся по объективным причинам. Это образ женщины, которую он иногда обожествляет, поскольку испытывает к ней сильнейшее чувство, множащееся то из-за разлуки с ней, то от случайных и кратких встреч. Образ её присутствует в нескольких стихотворениях, но на расстоянии от героя, например, в следующих строках:
…Но где-то из-за рамы смотришь Ты
На этот дождь и думаешь, наверно
(…)
И значит. Ты из дома не уйдёшь.
А я иду к Тебе бы… но не знаю,
Где Ты живёшь… (С. 312) [13]
Или:
Пройдёшь – и мне становится теплей,
Но домик твой окутывает тайна —
Забор из шелестящих тополей.
Знать, тополя мне надобно спилить,
Чтоб на себя вниманье обратить! (С. 310) [13]
Описание возвышенных чувств к женщине редки, но проникновенны. И поэт порой использует самоуничижительные интонации в монологах лирического героя. Словно он пытается подчеркнуть разность между ними. Например:
Я без цветов, помят, небрит и пьян.
Не обижайтесь, я такой честнее… (С. 299) [13]
Или:
…Я дошёл бы пешком до Стамбула,
а может, Каира,
Только б встретилась та, без которой
нельзя не пропасть. (С. 304) [13]
А также в стихотворении «Я носил бы тебя на руках…» (С. 299) [13]:
Я носил бы тебя на руках…
Мне на это хватило бы силы,
На руках и до самой могилы…
Представляется, что лирический герой – недостоин своей Дамы или находится в активном поиске таковой. А, возможно, отвергнут, брошен, изгнан…
Схожее чувство испытывает герой Гильема Девятого, автора «покаянной песни» «Желаньем петь я вдохновен…» (С. 102) [14], о вынужденном походе феодала с юга Франции на чужбину, которая начинается так:
Желаньем петь я вдохновен
О том, как горем я согбен:
Не к милым доннам в Лимузен —
В изгнанье мне пора уйти!..
В стихотворении Жаравина «Портрет семейный убрала в комод…» повествуется о женщине, которая готовится к свиданиям, отправив ребёнка к бывшему мужу: «…Подвинула на середину стол, / Поставила свечу, вино, закуску…» (С. 315) [13]. Автор описывает нескольких приходящих к ней в гости, предполагая, что жизнь у неё несчастливая.
