Тут лоно зла, и лоно тьмы, и лоно пустоты.
И здесь никто не наделен частицей доброты.
Здесь ненависть и лесть проводят век.
Здесь жизнь не в счет, и здесь живет –
презренный человек.
После каждого нового стиха Ярославцев обычно обводил хитрыми глазами всю нашу компанию, следя за реакцией. Нравится? Не нравится? Потом несколько секунд молчал, как бы давая уложиться в голове услышанному. И только потом говорил что-нибудь вроде:
– Ве-ли-ко-леп-но!
А после похвал делал критические замечания.
Но на этот раз он не стал ловить наши взгляды, опустил глаза и над чем-то как будто размышлял. Пауза росла.
– Неплохо, – как-то снисходительно проговорил Ярославцев. – Только кому же, Ксюша, они посвящены, твои стихи?
Чпокс встала и приготовилась говорить. Белка ущипнула ее за локоть. Я сделала какое-то нечаянное движение. Нельзя допустить!
– Коваленке! – сказала Чпокс.
Ярославцев сделал шаг назад и еще какое-то время помолчал, на этот раз уже водя своими темными глазами туда-сюда, пытаясь понять, что тут у нас происходит.
– Но… почему? – тихо и с какой-то грустью спросил он.
– Потому что он дурак! – выпалила Чпокс.
И в этот момент прозвенел звонок, и мы сорвались со своих мест.
– Ребята, не забудьте! – крикнул нам вслед Ярославцев. – В следующий раз – встреча с Лемешевым!
На улице Белка забежала вперед нас с Чпоксом и заговорила:
– Девчи, девчи! А чего он Таньке-то привет передал, а не Ксюхе?
– Да он просто спутал всех нас, он же алкаш, – спокойненько так объяснила Чпокс. Как будто это дело решенное. – Не помнит ни фига, с бодуна отшибло, – добавила она.
– Точняк! – согласилась Белка.
Я угрюмо молчала.
– А ты чего, Танька, набычилась?
– Да ничего.
– Чего, не рада, что тебе Коваль привет передал?
– Да уговор же был, – вскрикнула я. – Чё ты, Чпокс, зачем так сказала? Что Ярославцев теперь о нас думать будет?
Чпокс заволновалась и приготовилась защищаться. Но ее опередила Белка:
– Ну и что, что сказала! И правильно! Пусть знает, какой у него лучший друг!
– Да нормальный друг!
Белка потрогала мне лоб, сунув ладонь под челку, и спросила саркастически:
– У тебя температура не повысилась, а?
– Тебе что, Коваль нравится? – ядовито добавила Чпокс.
– Сама ты нравишься! – с досадой крикнула я, развернулась и зашагала в другую сторону. Даже не в сторону дома.
– Танька, стой! – окликнула Чпокс.
– Да не трогай ее, – осадила Белка и запела мне вслед:
Тра-ля-ля, тра-ля-ля,
Танька любит Коваля!
Чпокс подхватила.
Через неделю мы шли в кружок с пустыми руками, без «новенького». Ждали Лемешева. Если уж придет, то сам будет выступать, а мы послушаем. Лемешев руководил местным театром, где ставил пьесы по романам Ярославцева. Сам он тоже что-то писал. Однажды Ярославцев отправил нас с Чпоксом к нему в театр, чтобы тот научил нас декламировать. Перед каким-то фестивалем детского творчества. Сочинять-то мы сочиняли, но на публике обычно терялись и мямлили, а то и вообще забывали строчки от волнения.
Лемешев загнал нас тогда на сцену и заставил читать одно и то же раз двадцать. Чпоксу он говорил:
– Ну нет, матушка моя, это никуда не годится. Ну-ка погромче и без каши во рту.
В конце концов Чпокс разревелась прямо на сцене.
…Встречу решили проводить не в актовом зале, а в кабинете русского языка.
Мы спускались по лестнице, стуча себе по ногам мешками со сменной обувью. Внизу нас встречала Наталка.
– Ну что, пришел Лемешев? – спросила Белка.
