Однако приговаривала:
– Ну вы даете, девчонки! – как бы с восхищением.
Они, как боксеры на ринге, валтузили бедную книжку, а я сидела, словно на трибуне, подбадривая. На самом деле мне было стыдно, но я малодушно боялась себя обнаружить.
– У, рожа какая мерзкая! – злилась Чпокс, пытаясь разорвать обложку.
Вечером я вертелась в постели и не могла отделаться от этой сцены: ворох страниц, обрывки иллюстраций, обезображенный портрет… Сон не шел.
Я села на кровати и в темноте стала вглядываться в книжную полку, где за два года собралась уже целая компания пишущих томичей. Ярославцев дарил нам эти книги в дни рождения, за победу в конкурсах, да и просто так. Вот она! Маленькая розовая книжка, легко ложится в ладонь.
Я прокралась в коридор на цыпочках, чтобы не будить сестру, и юркнула в туалет. Туалет-кабинет, там я читала по ночам, сидя на унитазе с опущенной крышкой.
Так. Посмотрим.
Стихи не могут быть не о любви!
Поэзия – распутная бабенка,
Раскинув бедра жаркие свои,
К себе прижмет почти еще ребенка…
Я проглатывала стихи одно за другим. Большинство оказались короткими. Это мне нравилось, длинные утомляют. Встречались и картинки, какие-то абстракции с обнаженными женскими торсами. В общем-то, это соответствовало содержанию. Пока я читала, в моем воображении пронеслась целая вереница женщин – томных, роковых, страстных или одиноких и беззащитных. Я точно установила, что это разные: одна вот полька, другая – татарка… Все они были разного возраста, хотя под стихами значился один и тот же год. То есть точно – тетки разные. Где ж он столько набрал?
Когда ноги начали зябнуть, я пустилась в обратный путь, так же стараясь не шуметь. Медленно приоткрыла дверь, опасаясь скрипа шарнира. Шарнир предательски крякнул. В коридоре я столкнулась с мамой в ночнушке. Мама хмурилась со сна и прикрывала глаза рукой от неожиданного света.
– Татьяна! Ты чего, живот болит? – прошептала она.
– Не, мам, все в порядке. Я так…
И, прижав книжку к бедру, засеменила к кровати. Сестра перевернулась на другой бок на своей и вздохнула.
…Интересно, а мне кто-нибудь когда-нибудь такое посвятит?
На кружке у Ярославцева девчонки время от времени вертелись, шушукались и делали загадочный вид. Понятное дело, что им не терпелось все рассказать. Что Коваль козел, что он приставал к Чпоксу и теперь мы объявляем ему бойкот. Но уговор у нас был такой – все хранить в секрете. В страшную тайну мы посвятили только Наталку, и она тоже вошла в наше общество «Ненавидящих Коваля».
Ярославцев иногда внимательно поглядывал то на Белку, то на Чпокса, чувствуя, что все мы взбудоражены. Он определенно тоже что-то думал, и мне в тот день казалось, что вообще все мы думаем об одном и том же, только молчим, связанные непонятно чем.
После того как я зачитала «новенькое», Ярославцев стрельнул глазами куда-то в сторону и проговорил:
– А тебе, Танюш, Коваленко привет передавал…
Девчонки обернулись ко мне.
Я вздрогнула и, как водится, стала медленно наливаться краской.
– А почему мне-то? – жалобно спросила я.
– Ну уж это тебе виднее. Не знаю, – пожал плечами Ярославцев. – Так и сказал: «Танечке Коржуткиной передавай привет». Вот я и передаю… У кого еще есть новое?
Чпокс подняла руку: – У меня.
– Давай, Ксюша, – улыбнулся Ярославцев. Он Чпоксовы стихи очень любил и приготовился к чему-то приятному, потирая руки.
Чпокс запрокинула голову и стала читать:
