Полуночная ведьма. Ткач Кошмаров - страница 33



. Это здесь подобное не в чести. Я же всегда, сколько себя помню, охотился за чужими историями. Жадно впитывал их, будто я – вечный пленник пустыни, а они – родниковая вода.

– Красиво говоришь, – улыбнулась Морриган.

Лелль был польщен.

– Это моему отцу тоже не нравится. «Расфуфыренные словеса» – вот как он называет поэзию. Дескать, берсерку не пристало так выражаться, как будто он – «напыщенный англикский лорд». Мол, наш народ предпочитает слову дело: добротную схватку, а лучше – и вовсе войну.

– Но за что вы воюете, если века легендарных битв давно миновали?

– В Пропасти место сражениям всегда найдется, – печально улыбнулся Лелль. – Берсерки бьются друг с другом, вызывают на бой представителей других кланов – за брошенное слово, за каждый косой взгляд… Хотя втайне мечтают о настоящей войне.

– Почему вы… твой клан так ими одержим? – полюбопытствовала Морриган.

О вспыльчивом и боевом характере «воинов Одина» знали далеко за пределами Скандинавии.

– Мы ищем битвы, чтобы стать эйнхериями.

Лелль и сам, похоже, не замечал, что постоянно сбивается с «они» на «мы».

– Прости?

– Самых лучших бойцов, павших смертью храбрых в честном бою, Один заберет с собой в Вальгаллу. Они и зовутся эйнхериями.

– Вот почему берсерки, чуть что, сразу обнажают оружие, – фыркнула Морриган.

– Отчасти поэтому, отчасти – из-за нашей горячей крови, – лукаво подмигнул Лелль.

Морриган рассмеялась. А с ним приятно общаться. За скромным, даже невзрачным фасадом скрывался проницательный, прозорливый и одухотворенный молодой мужчина. Он многое мог бы рассказать ей о Пропасти и о родной общине. А еще – о природе берсерков, что, быть может, позволило бы ей лучше понять самого Дэмьена.

Однако Морриган пришлось вспомнить, зачем она пришла на Белый Остров.

– А что насчет вервольфов?

– Не сказать, что они дружны. В характерах обоих кланов заложена вспыльчивость, несдержанность и желание доказать соперникам свою силу и право на власть.

Потомственный берсерк, мечтающий о славе скальда, помолчал. Задумчиво кусая губы, Морриган ловила на себе его взгляд.

– Он небезразличен тебе, да? Дэмьен?

Она упрямо смотрела в снежную даль поверх плеча Лелля.

– Я предпочла бы не отвечать. Лучше скажи, зачем тебе нужны мои истории?

– Разумеется, чтобы создать лучшую из песен.

– Но почему я?

Лелль ответил ей загадочной полуулыбкой.

– Я чувствую в тебе человека, способного что-то изменить. Ты несешь в этот закостеневший мир перемены. Серьезные, даже… ключевые. Вот почему мне важно не только твое прошлое, но и настоящее с будущим, сплетенные воедино.

– Изменить? – опешила Морриган. – Не знаю, о каких переменах ты говоришь, но я не тот человек, кому есть до них дело. А то, что я хотела бы исправить… Я даже силами всей Пропасти не могу исцелить собственную сестру!

Она прикрыла глаза, кляня себя за несдержанность. За то, что выплеснула на незнакомца ту боль, которую не позволяла показывать никому. Даже Клио.

Ведь чувство, что сестре не место в Пропасти, никуда не исчезло. Да, у Клио появились друзья – Саманья, Аситу, Дэмьен и Сирша. Она пыталась найти себя в магии сноходчества. Пыталась освоиться в Пропасти и исполнить свою мечту – помогать людям.

Но ключевое слово – «пыталась». То есть была вынуждена.

Морриган не видела, чтобы Клио прогуливалась по Пропасти одна – только вместе с Саманьей или Сиршей, с которой сняли маску обезличенной. Сестра боялась Пропасти, пусть она никогда об этом не скажет, не желая признавать слабость (что недопустимо для ведьм семейства Блэр) и добавлять Морриган проблем.