Поляна №1 (11), февраль 2015 - страница 11




Окно в окно. Я вижу, как напротив живет другая женщина. Тоже молодая. Тоже учится. Длинное темно-вишневое платье на вешалке. И папки с делами стоят на полках в шкафу. Мы с ней здороваемся по утрам, не открывая окон. Переодеваемся, живем дальше, каждая своей жизнью. К ней часто ходит мужчина. Она улыбается мне за закапанным дождем окном. У нее в комнате стоит круглый стол и два кресла. И много живых цветов в горшках. С ними она делит свой кислород. Иногда мне кажется, что моя зеркальная соседка – дочка профессора, очень прилежного и строгого, которому никто из студентов не позволит сказать что-то критическое. Студенты требуют, чтобы плохое преподавание всегда отражалось на кошельке. Не успел объяснить, почему Гете занимался политикой, – вычитай из своей зарплаты. Нет вопросов – нет проблем. И он поскакал, этот молоденький козлик на свидание со своей молодой козой, которая еще в прошлом году гоняла на моторе и влетала на семинар по языкознанию в ярко-зеленом шлеме, а в этом уже родила.


– Ну а если немцы такие плохие, что же они так хорошо живут, а мы плохо?

– Потому что демократия у них, выборы народные и марка стабильная, не скачет, а у нас Страна Советов. Все только любят советы давать.


Если народ пребывает в состоянии войны годами, ему трудно вспомнить ориентиры мирной жизни. Даже азбука вылетает из головы. А немецкий народ восприимчив к наглядным пособиям. В детстве все любили играть в нарисованных картонных куколок из коробочки. У куколки был нарисованный домик, посуда, еда, очень много разной одежки на разные случаи жизни, теннисная ракетка, мячик, украшения, сумочка. Был даже у картонной принцессы картонный принц.


У немцев, на мой взгляд, очень развито чувство самосознания и самоуважения. А также достоинство побежденных и страстное желание повелевать. Высоко поднятая планка. Каждый – маленький божок в своем государстве. А небо все то же – чистое, родное и беспредельное!


– Наверное прав был Достоевский, когда говорил, что у русского чело века слишком широкая душа, ее бы немного сузить.

Лидия Николаевна едет на велосипеде и в ус не дует. Она живет на втором этаже здания, в котором находится православная церковь, снимающая здание у германского государства.

– А я чуть что, сразу в морду бью, слышу я тех, кто по фене ботает, и не выношу грубости.


– Я все пыталась понять, что же у них внутри, у этих христиан, как они веруют, что же у них в душе такое особенное, пощупать хотела.


Наш батюшка, доктор богословия Александр Бланк, учился в Ватикане, десять лет отработал священником в католическом храме, а потом перешел в православную веру, как он сам говорит, ради истины.

Батюшка похож на человека, которого я любила восемь лет назад. Наверное, это ирония судьбы. Миша, еще не до конца спившийся алкоголик и комментатор популярной в Москве телепрограммы. А тогда он был студентом факультета журналистики. Еще в студенческие годы у него появилась параллельная жизнь, о которой мало кто знал. Первый человек играл на гитаре, пил водку, трахал девчонок из своей компании и играл в местном театре. А второй рано утром по воскресеньям ходил в церковь святых бессребреников Косьмы и Дамиана, что в Столешниковом переулке, исповедовался и причащался и верил в то, что Бог жив в его душе.


– А я вчера видела вашего кота, он ужасно растолстел и стал ленивым. И глаза у него грустные. Впрочем, я нахожу, что ему у Натальи лучше. А почему вы редко ходите в церковь?