Я стоял в рубке и спорил с капитаном о необходимости продолжения работ. Рубка ходила ходуном. Волны неистово хлестали нас в правую скулу, накатывали, качали, трясли озверело и били наотмашь, захлёстывая веером взброшенные борта прыгающего на волнах судна.
– Надо рвать когти! Погода капец! Мы же не хотим собой кормить рыб? – ворчал капитан Степан Степанович Говоров. – Сколько можно испытывать судьбу. Ходим туда – сюда, а результата нет. Пустое море. Одна селёдка. Да и та по банкам отсиживается.
– Предупреждаю: я не съедобный! – воскликнул наш рулевой Коля Моргун по кличке «Анчоус».
Я стоял у иллюминатора и боролся с морской болезнью. Меня тошнило и выворачивало нещадно.
– Кэп! Ты не прав! Пусто – это не значит ничего и никогда. Надо верить в чудо! Включать мозги. И бороться, несмотря на обстоятельства. Геофизики здесь обнаружили большие структуры. Значит будет результат. Давайте ещё поработаем! – воскликнул я, задыхаясь от позывов тошноты.
– Егор! Ты на себя посмотри. Скоро кишки вылезут. Кондрашка хватит. А ты все работа, да работа. Себя пожалей. Сдохнешь. Ну и настырные вы, геологи! Давай спрячемся в ближайшей бухте. Забудь про дело. Дело не убежит. Наконец надо и технику безопасности соблюдать, – повторял, уговаривая меня, капитан.
– Степаныч! Дорогой! Надо! Понимаешь! Надо! Время и настырность приносят успех. Дай времени время! Давай ещё два профиля сделаем!
Я захлебнулся от тошноты и выплюнул из себя горькую пену.
Гул самолёта оторвал меня от морских воспоминаний. Стюардессы начали разносить завтрак. Пассажиры засуетились. Вдоль проходов между креслами стали скапливать заспанные пассажиры. Зашуршали шаги и подносы с завтраком.
– Что будете пить? Чай, кофе, вино? – спросила меня любезно стюардесса. – Что-то у вас вид болезненный. У вас всё в порядке?
– В порядке. Только сердце не на месте. Так и норовит выпрыгнуть за борт.
– Может, вам померить давление. Или принести таблетку?
– Принесите мне лучше чай с ядом! – пошутил я.
– Нам не надо ЧП на борту. Вот вам чай с лимоном. Наслаждайтесь. Если что – звоните!
– Спасибо! Постараюсь не тревожить вас напрасно!
Неожиданно самолёт провалился в аэродинамическую яму и запрыгал, как на батуте.
Я закрыл глаза, ощущая привычную качку и опять представил холодное море, далёкий скалисто-ухабистый берег острова Сахалин и замысловатые кувырки нашего судна.
– Егор, спустись в лабораторию. У нас аномалия по курсу.
Я рванулся по обледенелому трапу вниз. Перила обожгли холодом руки. Липкая квашня снега наотмашь ударила мне в лицо. Ноги заскользили по ступенькам, и я прокатился на коленях до входа в помещение лаборатории.
Там мерно и слажено гудели приборы. Пахло кислятиной. Смердела потушенная сигарета. Операторы сидели у аппаратуры и что-то измеряли. На экране мониторов ползла вверх кривая концентраций метана, а чуть ниже ползли вверх кривые содержаний более тяжёлых углеводородов. Мы пересекали аномалию, свидетельствующую об углеводородном дыхании недр Восточно-Сахалинского шельфа. С учётом данных геофизиков – над антиклинальными структурами осадочного чехла явственно проявлялись признаки глубинных скоплений нефти и газа.
– Докладывайте! Что там у Вас? – гремел и волновался кэп. Он рвался в укрытие.
– Степаныч! Мы тебя поздравляем. Есть результат. Давай заложим в этом районе ещё несколько галсов.
– Чокнутые вы, геологи! Гробите здоровье! Убиваете технику. Себя и экипаж не бережёте. Женщин своих на берегу бы пожалели. Вернётесь убогими, больными, худыми и никчёмные!
