– Вы ошибаетесь, девушка повздорила с родными и живет у меня на квартире.
Участковый заполнил протокол, Дима прочитал и расписался.
Наталка от гнева не могла произнести ни слова. Ее любимый Дима оказался трусом, не сказал правду. Едва участковый скрылся за углом, Натка влепила Диме пощечину. В ее груди клокотал гнев:
– Сволочь, подонок, а я тебя любила.
– Натка, я это сделал ради нас. Меня ведь могут посадить.
– Негодяй! Забудь меня навсегда.
– Подумаешь, цаца, – взревел парень, – ты кем себя возомнила? Поди, многим до меня ноги раздвигала.
Тяжелая сковородка просвистела мимо головы парня. Он зашипел:
– Дерганая, выметайся из моего дома.
Натка взмокла от гнева:
– Я вот пойду и напишу, что ты меня изнасиловал.
– Ты этого не сделаешь, – срывающимся голосом прохрипел парень.
– Конечно, нет, любимый, сожалею, что сковородкой не поцеловала твою голову.
Натка плюнула в сторону Димы и тихо закрыла за собой дверь.
До утра девушка проревела на шее Зорьки, а когда слезы иссякли, попрощалась с любимицей:
– Все, моя дорогая, уеду я домой. Не хочу видеть постылых учителей, предателя Диму. Лучше один недруг – мой отчим, чем здесь почти полдеревни.
…Натка жила у матери. С утра до вечера валялась в постели, почти ничего не ела. И думала, думала: почему она такая несчастливая? Характер скверный? Отчасти. Но она ничего не могла поделать с собой. Часто нормальные явления казались несправедливыми, тогда в ней закипала злость. Это, конечно, к хорошему не приводило.
Где-то в глубине души понимала, что несправедлива к отчиму. Не он виноват, что погиб ее отец. В семье вел себя прилично, Наткины взрывы переносил стойко. Другой бы отшлепал, когда еще в семью пришел и она ходила чуть ли не пешком под стол. Ненависть съедала не окружающих, а ее саму. Дед с бабкой старые. У них понятия о жизни как у динозавров. Мать – несчастная, слабая женщина. А Димка – она готова была его придушить. Кругом все плохо. Девушка искала выход, но пока не находила его. Решила: осенью пойдет в школу, наверное, и это есть маленькое окошко в иной мир. Получит аттестат – махнет на Север, на Дальний восток, возможно, в Сибирь. Прибьется к старателям или, на худой конец, к староверам. Временно отойдет от привычного уклада, может, и жизнь вместе с ее дурным характером потечет в правильном русле. Это было ее твердое решение.
Девушка встала из-за стола. Открыла балконную дверь и вздрогнула. Внизу стоял Федька. Он уставился в окна их квартиры. Увидел Натку, криво усмехнулся:
– Открой дверь. Разговор есть.
Натка похолодела от ужаса. В этой жизни она боялась единственного человека – Федьку. Он способен убить человека, если надо – изувечить, довести до самоубийства.
Натка открыла дверь, а в голове четко угнездилась мысль: «Самоубийство, самоубийство, самоубийство».
Бандит уселся на диван:
– Иди ко мне, дурочка.
– Нет, Федя. Я сейчас не твоя овечка.
– Хорошо. А должок помнишь? Проценты накапали. Сумма набежала приличная.
– Я ни в чем не виновата.
– Хватит притворяться. У тебя есть два выхода: отдать деньги или я тебя пристрою в досуг, где ты годика в два-три отработаешь всю сумму. А сейчас быстро раздевайся и ко мне.
У Натки все потемнело в голове. Она уже себя не контролировала. Краем глаза следила, как изувер снимает брюки.
Натка не ведала, что к дому подходит отчим. Иван удивился открытому окну балкона. Он чертыхнулся и замер: к перилам медленно отступала Натка. В глубине комнаты мелькнуло лицо Федьки.
