«И еще тот, у кого нет ничего, кроме платья», – подумала Рэчел. Она не могла позволить себе потратить даже цент на одежду, поскольку Эдвард уже начал вырастать из своих вещей.
– Мне нравятся платья, Боннер. Они подчеркивают мою женственность.
– Ага, особенно в сочетании с этими башмаками, – сказал Гейб, с отвращением глядя на ее грубые черные полуботинки.
– Что я могу на это ответить? Я – рабыня моды.
– Чушь. Просто твои старые джинсы порвались, верно? Ну так купи себе новые. Нет, я сам куплю тебе джинсы. Можешь считать, что это будет твоя униформа.
Ему уже не раз приходилось видеть, как Рэчел наступала на горло собственной гордости, но это было тогда, когда дело касалось Эдварда. Сейчас же ситуация была иная.
– Ты их купишь, ты их и носи, – процедила она с нескрываемым презрением.
Несколько секунд оба молчали.
– Так ты, значит, крутая, так, что ли? – произнес наконец Боннер, в очередной раз окинув Рэчел оценивающим взглядом.
– Круче не бывает.
– До того крутая, что тебе даже еда не нужна. – Боннер взглянул на стоящий на коленях у Рэчел пакет с продуктами. – Ты собираешься есть или так и будешь демонстрировать мне свою независимость?
– Я уже сказала тебе, что не голодна.
– Наверное, именно поэтому ты выглядишь, как ходячий скелет. У тебя анорексия, не так ли?
– У бедняков не бывает анорексии. – Рэчел положила в рот еще кусочек жареного картофеля. Он был таким божественно вкусным, что ей снова захотелось наброситься на него и разом проглотить все до последней крошки. Одновременно душу ей терзало чувство вины перед Эдвардом за то, что она лишала его лакомства, которое он так любил.
– Кристи говорит, ты почти ничего не ешь.
Мысль о том, что Кристи докладывает Гейбу о ее поведении, заставила Рэчел забеспокоиться.
– Пусть не сует нос не в свое дело.
– И все-таки, почему ты ничего не ешь?
– Ты прав, у меня анорексия. И хватит об этом, ладно?
– Ты же сама сказала, что у бедняков ее не бывает.
Не отвечая, Рэчел принялась пережевывать следующий ломтик картошки.
– Попробуй гамбургер.
– Я вегетарианка.
– Кристи видела, как ты ела мясо.
– А ты что, гастрономическая полиция?
– Просто я не понимаю. Если только… – Боннер бросил на Рэчел проницательный взгляд. – Когда ты в первый раз при мне хлопнулась в обморок, я дал тебе пирожное. А ты тут же пыталась сунуть его твоему ребенку.
Рэчел замерла.
– В этом дело, верно? Ты отдаешь свою еду ребенку.
– Во-первых, его зовут Эдвард, а во-вторых, тебя это не касается.
Глядя на нее, Боннер покачал головой.
– Ты ведешь себя как ненормальная. Ты ведь и сама это знаешь, не так ли? Твой сын ест более чем достаточно, а ты моришь себя голодом.
– Я не хочу об этом разговаривать.
– Черт побери, Рэчел, да ты просто чокнутая.
– Никакая я не чокнутая.
– Тогда объясни мне, в чем дело.
– Я не обязана тебе ничего объяснять. И потом, уж если кому и рассуждать об этом, то только не тебе. Может, ты сам этого и не замечаешь, но уж у тебя-то точно давным-давно крыша поехала.
– Наверное, именно поэтому мы с тобой хорошо ладим.
Это было сказано так просто и тепло, что Рэчел едва не улыбнулась. Гейб отхлебнул глоток из банки. Она же, взглянув вдаль, туда, где над верхним обрезом экрана виднелись горы, вдруг вспомнила о том, как они понравились ей, когда Дуэйн впервые привез ее в Солвейшн. Когда она смотрела на покрытые зеленью склоны из окна своей спальни, ей казалось, что она видит перед собой лик Всевышнего.
