Помедленнее, я записываю! - страница 6

От избытка наигранных чувств я достала платочек и прижала его к глазам. Старуха удовлетворенно качнула головой:

– Он придет.

Помощница усадила ее в кресло. Мы с Джо в молчаливом почтении наблюдали за этим небыстрым процессом.

– Потусторонний мир нами не изведан, – проговорила Кашиньска. – Мы ничего о нем не знаем. Наша вера – единственный проводник между миром мертвых и живых. Ты веришь?

Я не обратила внимания на бесцеремонный переход на "ты" и энергично заверила:

– Да, да! Верю!

Помощница и старуха молча уставились на меня, и я не сразу сообразила, что надо отдать плату за сеанс. Немаленькая, между прочим, сумма. Но мне было не жаль денег: актрисы уже добросовестно отработали половину гонорара. Посмотрим, что нас ждет дальше! Я поспешно достала из сумочки конверт и передала помощнице.

– Приступим, – объявила старуха. – Как звали твоего мужа?

– Дариел Мортенс, – не дрогнув назвала имя бывшего жениха.

А что? Если бы мы не расторгли помолвку, он скоро стал бы моим мужем, так что я почти не солгала. Только слегка приукрасила его физическое состояние, выдав желаемое за действительное. В настоящий момент Дариел был очень даже жив и отвратительно здоров.

Хельда Кашиньска вдруг вся обмякла в кресле, низко опустив голову. Потом стала раскачиваться, все сильнее и сильнее, помогая себе неразличимым речитативом на одной ноте. Мы с Джоанной крепче сцепили руки. Она, как и я, заметно волновалась. Бред, конечно, но вдруг…? Что именно вдруг должно случиться, я не могла объяснить, просто в самом потайном уголке души засела дурацкая надежда на чудо. Ведь, если эта ведунья может прикоснуться к потустороннему, не имея ни капли магии, то, может быть и я…

– Нет, не могу, – старуха сдалась в неравной борьбе. – Слишком тяжело. Не могу установить контакт.

Мы с Джо переглянулись. Неужели это все на самом деле не искусное представление? Может, попробовать вызвать дух настоящего покойника? Прабабушки Гарриет, например? Нет, ее не надо. Она и при жизни была склочной ведьмой, не известно, как на нее повлияла загробная жизнь. Вдруг стало еще хуже. Или…?

Додумать я не успела. Кашиньска  вытянула сухую руку:

– Хотя, постой! Я что-то чувствую. Попробуем еще раз.

И она снова принялась раскачиваться и что-то бубнить. Вдруг замерла и подняла голову.

– Он знал женщину по имени Эммилиона? – спросила ведунья.

– Нет, – неуверенно проговорила я.

– Аннарель? – снова мой отрицательный кивок. – Дармиона?

Меня накрыло страшным разочарованием: все тайные надежды рухнули. Все-таки спектакль. Интересно, долго провидица будет перебирать женские имена в попытке угадать нужное?

– Катариона? – выдала между тем Кашиньска одно из самых распространенных имен с Ниар-Тоэме.

Я решила не мучить долго ее и себя:

– Да! – воскликнула радостно. – Да! Так звали его мать!

Кашиньска облегченно откинулась в кресле:

– Я знала, что он со своей матерью! Так случается чаще всего, после смерти душа стремиться соединиться с самым близким человеком. А кто нам ближе, чем мать?

Ведунья между тем изучала нашу с Джоанной реакцию. Я не видела ее лица под низко надвинутым покрывалом, но буквально кожей ощущала внимательный острый взгляд. Так и запишем: прорицательница отлично читает эмоции по лицам. Но с нами она просчиталась. Мне и Джо с детства вдалбливали правила светского этикета, и главное из них: держать лицо чтобы ни случилось. Поэтому мы обе взирали сейчас на ведунью с одинаковым выражением щенячьего восторга, с каким принято на светских вечерах слушать бездарное музицирование или нескладные стихи. А Густав – ха! – это Густав, у него одно выражение лица на все случаи жизни и оно мало чем отличается от изображения каменной статуи. Разве что рот иногда открывает да звуки издает.