– Хорошо, – после некоторой паузы кивнул отец Афанасий. – Я постараюсь сговориться. Не думаю, что кто-то будет против. Особливо если ты ещё и укрепление там какое поставишь.
На том и сговорились.
Видимо, требовалось время, чтобы согласовать такие вопросы. Ведь Андрей явно заявил определенные претензии на размах, и священник это понял. А значит, вряд ли такой вопрос станут решать на местах…
Но стройка в Туле – дело далёкое. Вряд ли раньше следующей весны к таким делам получится приступить. А вотчина – вот оно, уже насквозь родное.
Парень подъехал к деревянному мосту через реку Шат и едва не заслезился. Откуда такие эмоции? Он не знал ответа на этот вопрос. Однако чувства были. И сильные.
Их заметили.
Издали.
И встречали. Выехал Пётр с небольшой свитой сопровождения. Он так всё лето и просидел в вотчине, выступая своего рода начальником охраны и командиром сводного гарнизона в одном флаконе.
Марфа ждала в крепости.
– Жив, – радостно произнёс Пётр, подъехав к Андрею ближе.
– Не дождётесь, – так же радостно оскалился он.
– Мы уж тут слышали про битву. Агафоновы люди на лодках приходили. Сказывали. Не сильно тебя помяло?
– Коня убили.
– А я-то смотрю, нет его… м-да… Добрый конь был.
– Дорогой…
А пока они болтали, купеческие лодки «парковались» возле деревянного причала. Его ещё оборудовать и оборудовать. Но пока и это годилось, облегчая и фиксацию лодок, и их разгрузку.
Марфа вышла из ворот земляной крепости, держа ребёнка на руках.
Её муж вернулся.
И она при этом пережила эмоции, близкие к катарсису. Потому что в эти времена женщина без мужчины была никем и звали её никак. Особенно в той ситуации, в которой их семья оказалась. А тут такие новости. Серьёзная драка. Ранен. Везли на носилках. Медицина в эти годы была малорезультативна, скорее помогала преставиться, нежели выжить, поэтому она переживала не на шутку. И теперь, увидев мужа живым, довольно бодрым, да ещё на коне, испытала целую гамму позитивных эмоций.
Он подъехал ближе.
Лихо соскочил с коня. Поморщившись от раны. Ногу ему в том бою у Селезнёвке всё-таки зацепило.
– Как ты? – тихо спросил парень, обняв жену так, чтобы ребёнок оказался между ними.
Малыш немного запищал. Но почти сразу притих, начав ощупывать ручкой лицо отца. Его он узнавал и тянулся к нему, хотя в этот раз и не признал с первых секунд.
– Слава богу, не хвораю. Да и сынок наш здоров. Кушает, какает, спит, кричит, в общем, ведёт полноценную, насыщенную жизнь.
– Я рад, – вполне искренне произнёс парень и, чуть подавшись вперёд, поцеловал её. Отчего сын запищал, так как его слегка прижали их телячьи ласки.
– У меня для тебя сюрприз.
– Сюрприз? Что-то случилось?
– Пойдём, – произнесла она и пошла в глубину крепости.
Андрей отдал поводья своего коня кому-то и последовал за ней.
Они зашли в одну из подсобок. И подошли к чему-то накрытому холстиной.
– Сними.
– Что это?
– Сними и увидишь.
Муж послушался её. Откинул холстину и от удивления присвистнул. Перед ним на станке располагался самый что ни на есть обычный ковёр с узором «белая роза», типичным для южного Дагестана. На юге Дагестана уже в XII веке ткали ковры, опираясь на персидскую технику и традицию. Однако наивысшего расцвета это ремесло достигло к XIX веку, когда сформировались центры и узоры, ставшие известные на весь мир.
– Откуда сие?
– Я сделала.
– Ты?! – немало удивился Андрей. – Пояснишь?
Марфа огляделась. И только после того, как удостоверилась, что их никто не подслушивает, продолжила:
