– Мерзкое умертвие! – прошипел один из мужчин, ударив с досады кулаком в дверной косяк.
– Тише! Дурень!
– Да чего тише-то? Чего таиться?!
– Государь назначил его воеводой. И не нам с ним спорить. Хочешь, чтобы Иоанну Васильевичу донесли о твоих словах?
– Околдовал этот злодей Царя нашего. Как есть околдовал!
– Верно!
– Как и осман с татарами. Как же они столь малые силы сковырнуть не могли? Верно, глаза им застило. Мороки мерещились. Голова кругом шла. Не иначе.
– А если и заколдовал, то что? – хмуро спросил один из помещиков.
– Ежели колдуна сгубить, то и чары его развеются, – произнёс гость столичный, что сидел на этом сборе.
– Дельно!
– Какое, к чёрту, дельно? Ты к этому мертвяку на кривой кобыле не подъедешь! Я его хорошо знаю. Осторожен как волк. Вон даже на переправе принюхивался. Словно почуял. И ведь не утонул, зараза! Ведь вытащили прихлебатели эту тварь! Тьфу ты! Прости Господи! Как им не мерзко касаться умертвия ходячего?!
– Он после тяжёлого боя сознание теряет, – тихо заметил столичный гость. – Видно тесно ему в теле живом. Помните? Что с ним случилось после битвы у Селезнёвки?
– Помним.
– Так вот – после поединка с воином султана так же всё приключилось. Просто пал и едва дышал. Казалось, что умер. Но жизнь в нём всё же теплилась. Верно, душа старая никуда не отлетела, и паренёк – Андрейка сын Прохора – до сих пор там томится, задавленный древним колдуном.
– Выходит, Андрей одержим?
– А ты, дурья твоя башка, что думал? Неужто и правда поверил в то, что Всевышний такую тварь вызволил из самой преисподней? Конечно, одержим. Видно, вещицу какую древнего колдуна нашёл, через которую и власть того над ним установилась.
– Перстенёк отцовский.
– Что перстенёк?
– Перстенёк на нём видели. Медный. Неприметный. С оберегом. Сказывал, что отца. Но у того его не видели.
– Ты полагаешь, дурья твоя башка, что древний князь-чародей медные перстеньки носил?
– Ну а что тогда?
– А с чего вы взяли, что оно на виду?
– В мошне носит?
– Может, и в мошне. Али на теле. Ты крест на нём видел?
– Священник сказывал, что носит Андрей крест.
– А какой?
– Как какой?
– Ты тот крест видел?
– Да нет. Только бечёвку.
– И никто не видел. Таит он его от людей. Хотя, может, это и не крест. Один чёрт разберёт, что там колдун этот удумал. Чай, не с людьми, а с самим Дьяволом совет держит. А того не зря Лукавым кличут.
– А с Марфой его как тогда так вышло? Жинка его ведь не чародейка.
– Была.
– Что значит «была»?
– В первую брачную ночь он её и околдовал. Она ведь до того его на дух не переносила. Ненавидела и презирала. А на утро вышла – словно другой человек. И теперь души в нём не чает. Да и другая она. Языки знает и иное. Видно же, что не дочь она Петра. Вот вам крест, – истово перекрестился говорящий, – не иначе как чертовку он в неё загнал свою.
– А поединок судебный? Ведь дважды же их выигрывал перед лицом Всевышнего!
– Лукавый силён.
– Неужто сильнее Всевышнего?
– Он хитрая тварь. Помните? В первый судебный поединок у колдуна сабля сломалась. Через что Всевышний явно показал, на чьей он стороне. Но Лукавый подсобил этому чародею, и он подло убил Петра.
– А второй раз?
– Воин султана смог тяжело ранить его. Иной бы пал, не в силах продолжать бой. А этот продолжил драться. И опять лукавством сумел победить, наступив на раненую ногу. Никто бы не наступил, а он – смог. И ходил, опираясь на неё, словно никакой раны и не было. Это ли не чародейство? Вот воин султана и проиграл, не ожидая такого подвоха и прыти от тяжелораненого…
