С другой стороны, это могут быть не пришлые, а очередная неведомая чертовщина, которая неизвестно почему началась и неизвестно чем и когда закончится.
– Я наняла Клопа, – сказала Матушка Камелия. Заметив, как скривился шериф, она понимающе улыбнулась и добавила: – Мужик он, конечно, непутёвый и дурно воспитанный, но аппаратура у него лучшая в округе. Человек там проказничает или еще кто – он его выследит, а ты с ним разберёшься.
***
Работа в сарае шла полным ходом. Клоп – тощий неопрятный тип из пришлых – бойко рассовал по щелям и углам какие-то датчики, насвистывая неизвестный мотивчик. За все пятнадцать лет в Нескучном Городке он ни капли не изменился. Ни хозяйством не обзавелся, ни семьей. Так и жил на содержании у гулящей вдовы с выселок, повсюду суя нос и донимая всех дурацкими расспросами. Чувством такта и хорошими манерами он тоже так и не обзавёлся: свист считался дурной приметой.
– О, шериф! – сказал он вместо приветствия. – Что интересного происходит?
Клоп всегда приветствовал его этим вопросом, поскольку действительно хотел быть в курсе всех загадочных происшествий в округе. Обычно вопрос оставался без достойного ответа, но иногда проныре везло. Именно он вовремя подвернулся под руку, когда понадобился секундант на дуэль с Блонди.
– Вот это и происходит, – неприветливо буркнул шериф, кивая на ряды гнезд, из которых на него таращились несушки. На вид они были в порядке, вполне упитанные, шерсть ухоженная, огромные круглые глаза блестят.
– А, это да, это действительно интересно, – ответил Клоп, не обращая внимания на его интонации. – Как ты думаешь, почему они не размножаются?
Он отложил моток кабеля и с восторженным любопытством воззрился на животных, словно ожидал ответа от них. Вдобавок к прочим дурным манерам, за ним водилась привычка смотреть куда угодно, но не на собеседника.
– Потому что это несушки. Если бы они еще и высиживали свои яйца, то звались бы наседками. В неволе они не размножаются.
– Несут, да не высиживают, – глубокомысленно кивнул Клоп. – И инкубаторы бессильны. Это ж как есть серебряные слитки яйцеобразной формы, без каких-либо посторонних примесей. Из них может вылупиться только небольшое состояние. Хмм… А на воле, стало быть, вылупляются… Или нет? Ты помнишь, когда в последний раз их видели на воле? Я тут пятнадцать лет – ни разу не видел и не слышал про такое.
– Видел, – это прозвучало почти как ругательство. Разговор начинал действовать на нервы. – Шесть лет мне тогда было.
– Ага… Стало быть, на воле они кончились, а в неволе не размножаются. Интере-есно… А сколько они…
– Ты лучше вот что скажи, – неприязненно перебил его шериф. – Тебя Клопом за что прозвали?
Клоп запрокинул голову и гыгыкнул. Так в его исполнении выглядел смех.
– Вот за это самое и прозвали, за вопросы. Иной раз как спрошу – человек всю ночь думает, ворочается, словно клопы его гложут. А я потом получаюсь виноват в том, что он за всю жизнь над такой простой вещью сам не задумался. Ты вот скажи, почему вы сами…
– Отстань! Знай свое дело, аппаратуру ставь, гроза матрасов.
– Ладно, ладно, – примирительно сказал Клоп, который, как всегда, нисколько не обиделся. – И всё-таки, – пробормотал он, обращаясь уже к самому себе. – Сколько они живут? Ни разу не слышал, чтобы несушки умирали от старости.
Он с надеждой покосился на шерифа, но оценив, наконец, мрачное выражение лица, счел за благо его больше не беспокоить.
