Понтий Пилат - страница 7
– Хорошо. Срочно составь документ за моей подписью и направь его тетрарху вместе, конечно, с галилеянином к нему на суд. Тетрарх прибыл сегодня утром и остановился в своем дворце в Вифседе. Ну да эти варвары лучше нас знают, где находится их царь.
Прокуратор был доволен. Удалось обосновать и перевести дело к тетрарху, ухищрения синедриона ни к чему не привели. Зря галилеянин имел такой обреченный вид и так серьезно отнесся к маленьким недоразумениям – подумаешь, побил посуду в храме. А еще говорят, что пророки могут предвидеть будущее.
Но непонятная тревога сохранилась в глубине сознания.
– Все-таки пошли человека к дому тетрарха, – тихо сказал прокуратор, – надо знать, чем все это кончится. А мы продолжим суд.
Прошло около получаса, когда актуарий, наклонив голову к прокуратору, проговорил:
– Прибыл наш человек, посланный к дворцу тетрарха, и рассказывает о странных событиях. Разговор обвинителя Сарейи с тетрархом наблюдался со стороны, был краток и состоял из нескольких фраз: «Скажи Каиафе, что я в курсе всех событий и не собираюсь таскать для него лепешки из раскаленной печи. Пусть сам о себе позаботится. А теперь пошел вон отсюда». Сарейя покрылся красными пятнами и бросился в канцелярию синедриона, а галилеянина стража повела сюда; скоро они будут здесь.
Хотя Нумизий Руф и кончил докладывать, прокуратор положение головы не менял, а значит, хотел услышать его мнение.
– Думаю, – начал тот, – в преторию будут доставлены более обоснованные с юридической точки зрения документы.
– А если перенести разбор данного дела? Проведем его сразу после праздника.
– Существует порядок, – продолжал Нумизий Руф, – по которому все дела, начатые в предпасхальные дни, должны быть закончены не позднее шести часов вечера: осужденные – вывезены из города, приговоренные к смертной казни – казнены. По моему мнению, традиции не следует нарушать. Игемон знает, чего можно ожидать от иудейской толпы, да и речь-то идет о полоумном крамольнике – одним иудеем больше, одним меньше.
– Хорошо, – подумав, сказал прокуратор, – сделаем перерыв, – и направился к высокой двери, искусно сделанной из ливанского кедра и обшитой листовым серебром. Дверь вела в прохладные залы дворца, и Нумизий Руф уже надеялся, пользуясь своим положением, избавиться на некоторое время от невыносимого пекла, уже навалившегося на город. Тихий голос назвал его по имени, и он узнал Иосию из Симона, своего знакомого, служившего в канцелярии синедриона. Оба были ценителями греческой философии и потому доброжелательно относились друг к другу. Иосия заговорил на греческом, и, хотя он свободно владел речью любимых философов, сегодня слова плохо ему подчинялись.
– Уважаемый друг! Сведения, которыми я располагаю, очень хитро доведены до меня и лишь для того, чтобы быть переданными тебе. А сведения – чрезвычайной важности; намерения некоторых лиц кажутся просто невероятными. Я являюсь орудием в чужих руках, но вынужден участвовать в заговоре синедриона: что-то серьезное поставлено на кон; исключается желание просто попугать. Сказанное будет касаться твоего начальника Понтия Пилата.
Нумизий Руф вспомнил скрытую тревогу прокуратора во время суда над галилеянином и спросил:
– Дело связано с галилеянином?
– Да!
– Сказанное здесь может иметь серьезные последствия, и я прошу тебя, Иосия, пересказать мне все, что ты знаешь.
– Как я понимаю, план исходит от Каиафы и Анны, его тестя, а эти два первосвященника настолько влиятельны в синедрионе, что очень немногие имеют смелость с ними не соглашаться. Повторяю, я не знаю причин, да, по-моему, их не знает никто. Ясно одно: галилеянин должен умереть. Сейчас обвинитель Сарейя вернется с более серьезными документами, ведущими беднягу галилеянина прямо на крест. Но, зная характер прокуратора и его упрямство, а также юридическую уязвимость некоторых положений документа, решено любыми средствами заставить прокуратора утвердить смертный приговор. Для такой цели выбрана матрона Клавдия. Да, да! Супруга прокуратора. Вчера она выходила в город без служанки, и хотя лицо ее было закрыто, кто в Иерусалиме ошибется. Будет распущен слух о преступной связи галилеянина и матроны Клавдии, а поскольку ее видели в городе, слухи падут на подготовленную почву. Какое дело водоносу, что она шла в противоположную сторону от места жительства галилеянина; для него важно, что она была в городе. Ночной сторож Менахем видел, как матрона Клавдия с высоты Антониевой башни, расположенной рядом с храмом, подавала кому-то знаки, и готов принести клятву на Священном писании. Таких найдется сколько нужно. Слух будет обрастать все новыми подробностями, поддерживаться постоянно. Конечно, он дойдет до наместника Сирии Помпония Флакка. Будет сделано все, чтобы ложь достигла слуха самого императора Тиберия. Карьера Понтия Пилата будет решена в три месяца. Его вынуждены будут забрать из Иудеи и, скорее всего, отправят в отставку. С такой репутацией римляне не смогут перевести его в другое место. Да! Почему-то вопрос жизни и смерти галилеянина очень важен для Каиафы. Хотелось бы знать, почему. Первосвященник Каиафа не тот человек, который может запустить механизм давления, не взвесив вопрос до конца.