– Чудесная девушка, но только на время, – произношу горькую правду, невольно обнажая свою душу.
Да, женского счастья мне, как и многим, очень хочется. Всегда хотелось.
– Нет, Амелия, поверь, все совсем не так, – горячо произносит Мишель–Михаил, изображая боль и искреннее сожаление во взгляде, – я не это имел ввиду. Я бы просто не смог остаться навсегда с тобой, а тащить тебя в свой мир посчитал ужасно эгоистичным решением. Поэтому не придумал ничего лучше, чем исчезнуть молча. Все равно ты бы не поверила в правду.
Тут спорить не хочется. Я сама едва ли когда–нибудь расскажу о Наирии, если выберусь отсюда.
– И? Или но? Всегда есть какая–то проблема, начинающаяся на «и» или «но», – спрашиваю, выгнув правую бровь.
– Есть, ты права, – он кивает и неприятно ухмыляется, от чего мне мгновенно становится не по себе…
18. 18
– Ах, Амелия, Амелия, милая ты моя Амелия, – произносит Михаил, снова проводя рукой по моему лицу и смотря с оттенком сожаления.
– Мы в какой–то дешевой мелодраме? Может, ты к делу приступишь? Что за сантименты, не понимаю, к чему они, – говорю раздраженно.
– Да, земные девушки другие, не такие, как здесь. Успел подзабыть, – он тяжело вздыхает.
– И снова переигрываешь. Противно смотреть. И для чего тебя Сесил держит рядом? У меня сложилось впечатление, что вы друг друга недолюбливаете.
– Правильное впечатление, спорить не буду, – советник кивает, – но и деться мы с ним друг от друга тоже никуда не можем. Пока что. И вот ты–то и поможешь определить, кому оставаться в правлении Наирии.
– Каким образом? Соломинки вам подержать? Чтобы никто не смухлевал, выбрав себе победную короткую? Хм, посмотрела бы я на это, – скептически фыркаю. – Я сразу поняла, что у вас здесь не совсем стандартное королевство, не похоже на наши фильмы. Простой народ чуть ли не фамильярничает с королем на улицах, во дворце совсем не видно прислуги. Потому соломинками ты меня точно не удивишь.
От нервов я становлюсь очень болтливой, причем несу нечто не всегда адекватное. Но под местные декорации мои слова вполне подходят.
– Нет, соломинками мы точно пользоваться не будем, – произносит Михаил, с удивлением слушая мой бред. – Но способ, должно быть, интересный.
– А то! Ладно поговорили и хватит. Давай уже переходи к своим злодейским планам, посвящай меня в них и дай подвигаться. Тело затекает, неприятные ощущения.
– Злодейских планов нет, А даже если бы и были, я бы тебе их не открыл. Мало ли, Сесилу расскажешь, контролировать тебя сложно. Только сюда удалось привести без потерь, – внезапно откровенничает Михаил.
Если это правда, то хорошо. Но верить на слово врагу – затея не самая удачная.
– Прекрасно, – киваю, – может, перестанешь лезть ко мне в голову, изображая грустного влюбленного. Мне тогда не понравилось, в самый первый раз, когда я помчалась к тебе на всех порах.
– Ох, Амелия, в твоем мире ты была гораздо милее и покладистее. Разве ты не помнишь, как я благородно спас твою сумочку и каким обходительным был потом? Ты была такой отзывчивой, такой нежной. А сейчас передо мной стоит ершистое чудовище.
– Сам ты чудовище, причем без единого шанса превратиться в прекрасного принца. И, главное, чего тянешь? Мы еще кого–то ждем? Будем втроем заговоры плести? Или ты банально не знаешь, что делать дальше? – меня не остановить.
А если откровенно, обездвиженность пугает больше, чем я могла себе представить. Я не сильна в психологии, но возникают ощущения, схожие с клаустрофобией. Я не могу двинуться, заперта в одной позе, как в помещении, из которого нет выхода. Очень страшно. Невольно голову посещают мысли, а не останусь ли я навсегда обездвиженной.
