Я демонстративно сплюнула себе под ноги, показав ему всю глубину своего презрения, вздёрнула нос и гордо направилась прочь. Но, пройдя несколько шагов, снова сникла. Как показывали часы на городской ратуше, рыночный день уже подходил к концу. Ещё пара-тройка часов - и площадь опустеет. Продавцы начинали сворачивать торговлю, собирая товар, а меня никто узнавать не хотел. Вдобавок к «веселью» простуда всё сильнее наваливалась на меня, из носа текло, и я бесперебойно им шмыгала. Хотелось пить, есть и забиться в какое-нибудь тихое тёплое место, чтобы меня никто не трогал.
Я приметила с краю площади два прилавка и сложенные деревянные ящики между ними. Подошла и присела на один ящик с краешку. Подложила ладошку под щёчку, стала смотреть на рыночную площадь и грустить. Дело шло к вечеру, делать было нечего. В смысле, деваться некуда. Пора озаботиться поиском ночлега, но я так устала и хотела есть, что ничего путного в голову не приходило.
Слева торговка какими-то сушёными травами всласть наговорилась с покупательницей и, наконец, заметила меня.
- Эй, чего расселась? Давай-ка, двигавай отсюдава!
Я скосила на неё глаза и, заметив в её руке всего лишь тряпку, отвернулась и сделала вид, что её нет.
- Ишь-ма, чё делается-то! Я тебе говорю, шагай отсель, ты мне всех покупателей распугаешь! - завелась старуха. - Малетра, шугани девчонку!
Малетрой оказалось торговка справа, чей прилавок был полон хлеба, плюшек и кренделей. Да и сама женщина была похожа на булочку, румяна и мягка формами.
Она мазнула по мне взглядом, обслуживая своих покупателей и проворчала:
- Да пусть сидит, никому ведь не мешает.
Видимо, склочная старуха в чём-то успела её достать. Я с благодарностью посмотрела на торговку, протяжно печально вздохнула и вернулась к созерцанию рыночной площади.
- Мне мешает, - не унималась бабка, - пусть идёт, откель пришла!
Я снова бросила косой опасливый взгляд на тряпку в руках старухи и передвинулась на ящик поближе к столу Малетры. А то с бабки станется, отходит почём зря.
Покупатели пекарши делали свои покупки, с интересом поглядывали на меня и уходили. Назревающий спектакль с изгнанием оборванки они считали не столь увлекательным, чтобы тратить на него время. Бабка ярилась, бурча, как старый генератор, но в наступление идти не решалась: я заняла стратегически верную позицию, пересев ближе к столу Малетры, и старухе могло влететь от пекарши, начни она размахивать своей тряпицей возле чужого румяного товара.
Приглядевшись к покупательскому спросу у обеих торговок, я поняла, какая чёрная кошка между ними пробежала. Товар Малетры был ходовой. Она еле поспевала рассчитываться с клиентами и выкладывать новые порции плюшек на стол. В то время как к бабке-травнице за время моего присутствия подошли всего два человека. Зависть была налицо. Но самой Малетре старуха высказать ничего не могла, вот и срывала свою злость на мне.
- Ой, ну право слово! Оставьте вы девочку в покое, - наконец снова не выдержала пекарша бесперебойного бабкиного бухтения. - Может быть, она потерялась…
Я подобно собаке Павлова вскочила, преданно поймала взгляд Малетры и утвердительно кивнула.
- Чего смотришь? Ты потерялась? - не поняла пекарша. Я снова кивнула.
- Врёт она всё, - ядовито фыркнула травница. - Я всех детей в нашем Ксансе знаю, ни у кого такой девочки нет!
Вот тут мне уже взгрустнулось не на шутку. Барон же говорил, что те двое « прыг в коляску и уехали», а это значит, что они вполне могли быть из другого городка.
