Присели за столик, и тут же к нам подбежал паренек в длинной темном фартуке на белой майке и шортах. Босые ноги в резиновых шлепках. Загорелый и улыбающийся.
- Что будете есть? – сказал он по-английски, видя в нас иностранцев.
Здесь этот язык был распространен также, как и турецкий. Второй, я бы сказала. Конечно, отвечала Маринка, так как она, по всему, знала его. А когда я спросила откуда, та с удивлением посмотрела на меня и потом, будто вспомнив, ответила, что учится в университете на инязе.
- Ты совсем ничего не помнишь что ли? – прошептала мне в плечо Светка, сидевшая рядом.
- Ничегошеньки! – также ответила я ей и скривилась от своих дум.
- Сколько ещё мне придется их удивлять, пока не разберусь! Боже, помоги! – вздохнула и принялась оглядывать публику.
За столиками тут и там сидели семейные, даже с малыми детьми в колясках. И также парочки, но чаще одинокие мужчины или групками. Они пили чай-кофе, громко разговаривали и смеялись. Здесь мужское население имело преимущество и чаще развлекалось самостоятельно, как я поняла, да еще помня турецкие сериалы, которые так были распространены среди российского люда. Особенно часто их смотрела женская половина. Я не была среди таких любительниц, но слышала разговоры товарок по работе, как те делились впечатлениями, так же, как мы когда-то в свои годы рассказами о бразильских сериалах. Даже анекдоты потом шли, мол, что сказал дон Педро, и что ответила мама Роза. А уж именем главных героинь пополнился список русских девочек, рожденных в то временя.
Здесь же в Турции всех девушек местные мужчины звали «Наташей», почему-то. Вот и меня так называли в том заведении, о котором мороз по коже. Одеты были просто, без всяких красок и гОловы, лИца чаще прикрытые чуть прозрачными шарфами. Зачем, если и так видно? Видимо, по привычке или по старому закону. Хотя и открытых было много, особенно среди молодежи: и узкие короткие юбки, и майки с открытым животом и волосы вдоль спины. И очень много украшений на руках, шее, даже на щиколотках. Так что мои прежние украшения не так бросались в глаза здесь особенно. Лишь их места, пожалуй - пупок, губа, уши. Да и мне самой было не комфортно. Особенно в сосках груди.
- Надо же такое придумать! Еще бы язык проколола, дурища! – покачала я мысленно головой.
Тут нам принесли по тарелке чего-то из съестного, пахнувшего одуряюще и потом по чашке горячего кофе и сдобы. Наелась плотно и даже чуть не икнула. Все также ели с удовольствием, кроме манерной тетки. Она с легким презрением смотрела на нас, чавкающих и смачно причмокивавших, и манерно пилила что-то там в своей тарелке, накалывая вилкой маленькие кусочки и отправляя их в рот. На её лице читалось такое презрение то ли к нам, то ли к той пище на столе, что мы поедали с откровенным аппетитом. Я мельком посмотрела на неё и тут же отвела глаза, боясь выдать себя. И так уже во многом поражала всех, а тут еще и своим приглядом. Но как же мне их понять и принять, если пристально не рассматривать?
Наконец тетка расплатилась с официантом, не забыв дать тому на чай, о чем он искренне её благодарил и кланялся. Мне было удивительно, но потом, в дороге, пока мы шли, она поведала на мой вопрос о той картинке, что эти официанты не получают зарплату, а только чаевые, поэтому и обслуживают по-королевски.
- Да, - подумала я, - это тебе не прошлая обслуга. Да и куда деваться! Как обслужишь то и получишь – девиз всех, кто работает в этих сферах. Даже у меня и то приходилось услуживать и часто молчать в тряпочку, если не хочешь вылететь с работы.
