До наших дней дошли три варианта «Сказания о Гильгамеше». Наибольший интерес представляет поэма «О все видавшем», создание которой приписывается урукскому заклинателю Синликеуннинни. Каждым эпизодом сказания автор как бы пытается подчеркнуть недоступность бессмертия, неуловимо близкого и каждый раз ускользавшего от человека. Поэма делится на 12 песен-таблиц и дошла в позднейших списках, хотя не вызывает сомнения, что она восходит ко II тысячелетию до н. э. Разрозненные легенды и песни в поэме приведены к стройному сюжетному единству, характеры героев даны в психологическом развитии. Все повествование проникнуто философскими размышлениями о жизни, смерти и смысле человеческого существования.
Поскольку официальная вавилонская религия носила не общинный характер, как в Шумере, а монархически-государственный, а общественная жизнь населения всячески подавлялась, религиозно-магическая практика постепенно сводилась на нет. В результате с течением времени все большую роль приобретали так называемые личные боги.
Представление о существовании личного бога каждого человека, облегчающего ему доступ к великим богам, начало распространяться в период III династии Ура. На рельефах и печатях, относящихся к тому времени, нередко изображалось, как божество-покровитель ведет человека к верховному божеству для определения судьбы и получения благословения. В период III династии Ура царь считался защитником-хранителем своей страны, а если он был обожествленным, то принимал на себя некоторые функции бога-защитника. Согласно верованиям вавилонян, человек, потерявший своего бога-защитника, становился уязвимым перед злобным своеволием великих богов и мог подвергнуться нападению злых демонов.
Кроме личного бога, приносившего удачу своему подзащитному, и личной богини, которая олицетворяла его жизненную долю, у каждого человека был свой шеду (у шумер – алад) – воплощение жизненной силы, которая представлялась как в образе человека, так и в образе животного.
Во II–I тысячелетиях до н. э. у жителя Вавилонии появился еще один защитник – личная хранительница, или ламассу, которая воспринималась как носительница личности. Вполне вероятно, что этот образ связан с культом плаценты.
Имя человека или его «слава» (шуму) также рассматривались в качестве материальной субстанции, без которой невозможно было его существование и которая передавалась по наследству его детям. Душа, или напишту, наоборот, представляла собой что-то безличное и отождествлялась с дыханием или кровью.
Личные боги-хранители являлись добрым началом. Они противостояли окружавшим человека злым силам – львиноголовой Ламашту, которая поднималась из подземного царства и приносила разные болезни; злым духам болезней, призракам, не получающим жертв озлобленным теням мертвых; служебным духам подземного мира (утукки, асакки, этимме, галле, галле лемнути – «черти злые» – и т. п.); богу-судьбе Намтару, который приходил к умирающему человеку; ночным духам: инкубам лилу, посещавшим женщин, и суккубам лилит, овладевавшим мужчинами, и др. Таким образом, в вавилонской мифологии сформировалась чрезвычайно сложная система демонологических представлений, которая нашла свое отражение во многих произведениях изобразительного искусства.
В течение всей эпохи древности пантеон богов Двуречья практически оставался неизменным. Возглавляла его триада
