«Порог толерантности». Идеология и практика нового расизма - страница 20



. Исследователи подчеркивают, что чем больше республиканцы в 1980-х гг. разыгрывали «расовую карту», тем больше сплачивалось белое население, голосовавшее на выборах против чернокожих кандидатов или поддерживавшее консервативных политиков[190].

Все это заставляет американских авторов заявлять, что «расовое воображение занимает центральное место в организации современного мира»[191], «раса и расизм являются составными частями либеральной демократии и даже самой современности»[192], «между капитализмом и конструированием расы и расизмом имеется причинно-следственная и системная связь»[193]. Например, американский философ Иммануэль Валлерстайн полагает, что расизм имманентно связан с современным капитализмом, заинтересованным в армии работников, вынужденных довольствоваться пониженной заработной платой в силу своей расовой принадлежности[194]. Между тем в этом проявляется скорее именно американский взгляд на мир как непременно состоящий из отдельных рас. Карен Бродкин специально подчеркивает, что «конструирование расы стало ключевым процессом, в ходе которого в Соединенных Штатах организуют и осознают трудовую и национальную принадлежность», справедливо замечая, что в других регионах мира ту же функцию берут на себя этничность, религия и прочие формы «культурного фундаментализма»[195]. Тем самым американская ситуация далеко не универсальна.

Еще в начале 1990-х гг. аналогичное объяснение расизму давал британский социолог Р. Майлз, связавший его с тремя основными противоречиями капиталистического общества. Во-первых, это противоречие между тенденцией к универсализации и всеобщему эгалитаризму, с одной стороны, и социальным неравенством, присущим социально-классовому делению общества, и неравномерностью развития разных обществ – с другой. В этом контексте расизм решает проблему неравенства, приписывая неудачникам некие непреодолимые «природные качества», якобы мешающие им добиваться успеха. Второе противоречие Майлз видит в несоответствии универсалистской установки культурному разнообразию, доставшемуся от предшествующих времен. Здесь расизм также натурализует различия и придает им эссенциальное значение. Наконец, третье противоречие ученый усматривает в делении мира на национальные государства, что также оказывает сопротивление глобальному универсализму. Поэтому глобализация сопровождается политической фрагментацией, появлением на карте новых «наций», где расиализация создает свои группы меньшинств[196].

Развивая эту идею, Р. Майлз и М. Браун отмечают, что ранние определения расизма были чрезмерно привязаны к колониальной модели и к германскому нацизму[197]. Но в Восточной Европе и, в особенности, в странах бывшего СССР, включая Россию, где, вопреки некоторым западным наблюдателям[198], не было такого откровенного расизма, как в США или, скажем, в ЮАР, этничность имела гораздо большее значение. Именно она, а не раса определяла здесь структуру взаимоотношений на самых разных уровнях[199]. И, как мы увидим ниже, именно этничность стала занимать место расы в дискурсе «нового расизма», который перенес центр тяжести с биологического детерминизма на культурный.

Имея в виду это разнообразие, М. Вьевьорка выделяет четыре разные формы расизма. Его первую форму он, подобно упомянутым американским авторам, усматривает в утверждении универсальных ценностей эпохи модерна, присущих колониальной ситуации. В этой перспективе иные «расы» рассматриваются как препятствие прогрессу и либо подлежат упразднению, либо подвергаются эксплуатации как «низшие». Вторую форму он связывает с тревогами белых чернорабочих («белых бедняков») по поводу своей дальнейшей маргинализации или с их опасением конкуренции со стороны чернокожих в США и иммигрантов в Западной Европе. Третьей формой оказывается обращение к традиции или идентичности, противостоящим модернизации. Субъектами такого расизма служат нация, религиозная группа или община, выступающие против тех («торговых меньшинств»), кого они считают агентом модернизации. Наконец, к последней форме Вьевьорка относит межкультурные и межэтнические трения. При этом, на его взгляд, если первая и третья формы господствовали в прошлом, то сегодня настало время второй и четвертой. Соответственно, расизм поменял свою аргументацию: имперская и экспансионистская логика сменилась дифференциальной