Блондинка развернулась на каблуках и рванула вглубь ТЦ. Синий отшвырнул Петрова и рванул за блондинкой.
– Солнце, а я чо? Я ж ничо, давай купим! Ну чо там, колечко, не Бентли ж!
– Тиран, тиран-и-деспот! – стенания блондинки становились все тише и, наконец, смолкли.
Парочка повернула за угол и исчезла из поля зрения Петрова. Петров встал, отряхнулся, с удовольствием подумал про Лизу и пельмени и двинулся покупать конструктор. Машинку ему покупать почему-то расхотелось.
Петрову снился сон. Во сне он стоял на остановке и никак не мог отделаться от ощущения, что является героем пионерлагерной страшилки: вокруг беззвучно качался чорный-чорный лес, едва различимый в чорной беззвездной ночи. Петров стоял и отчаянно надеялся, что его все-таки заберет отсюда какой-нибудь великодушный трамвай для придурков, вовремя не уехавших домой. Невольно вспоминалась песня Окуджавы про последний троллейбус, и Петров даже предпочел бы этот самый троллейбус, но остановка была трамвайная: кольцо, глухой район – и глухая же полночь.
Вообще, Петров любил трамваи. Любил их веселый трезвон, каждый день провожавший его из дома в школу, потом в институт, потом на работу – а восемь лет назад в роддом, за Лизой и красноморденьким орущим червяком, с годами превратившимся в красавицу дочку. Но звонок, который он услышал сейчас, был совсем другой – не веселая трель, а электрический вой, что неизвестно с чего раздается в покинутой всеми школе и ПРЕДВЕЩАЕТ… Думать о том, что он предвещает, Петров не рискнул, решил думать, что слышит обычный трамвайный звонок, и обрадовался.
Трамвай вылетел из темноты и ослепил Петрова фарами. Петров зажмурился на мгновение, а когда открыл глаза, перед ним беззвучно разъехалась стеклянная дверь. Стеклянная дверь, в трамвае? Петров удивился и обозрел трамвай целиком. Страх иголками пробежал по озябшему телу: трамвай был ЧОРНЫЙ. Он сливался с ночным лесом, и только в салоне колыхался зеленоватый медузий свет.
– Сам зайдешь или помочь? – услышал Петров холодный сип. Он поднял глаза и увидел ВОДИЛУ. Водила был тощ, жилист, глазаст как филин и более всего напоминал Уиллема Дефо в роли вампира.
– Ну так чо? – снова спросил Водила и осклабился.
Петров повернулся к нему спиной и побежал.
Он бежал, не разбирая дороги, а за ним мчался бесшумно Чорный Трамвай, и Водила за рулем плотоядно щурился.
Вдруг – как это случается во сне – трамвай оказался поперек дороги, и Петров с разбегу влетел в распахнутую дверь. Та быстро, но плавно закрылась, и трамвай помчался во тьму. Петрова трясло – то ли от страха, то ли рессоры у трамвая были совсем фиговые. Водила высунулся из кабины, подмигнул Петрову и ласково просипел: «Дура, для твоей же пользы!»…
– Коль, ты что? – Лиза трясла его за плечо. – Лялька вон проснулась, орать перестань!
– Чорный трамвай! – простонал Петров и откинулся на подушки.
– Фу, дурак, – обиделась жена. – Иди водички попей.
Петров послушно встал, пил воду на кухне, стуча зубами о стакан. Потом почувствовал дрожание в коленях и опустился на табуретку. За окном – глаз выколи. Петрову снова стало страшно. Но тут на колени ему вспрыгнула Муська, заурчала – и он, внезапно успокоившись, взял ее на руки и, почесывая за ушком, двинулся к кровати. Муська удобно устроилась у него на груди. Последнее, что помнил Петров – ее светящиеся в темноте глаза и урчание, сквозь которое он отчетливо различил: «Для твоей же пользы, дура!» Петров не вынес и потерял сознание.
