Хотел Художник обидеться – он ведь вовсе даже прилично расписывать умел, ему в Академии вообще говорили, что он талантище! Но дядька так лаял, что Художник быстренько (но красиво!) набросал на заборе: «Осторожно, злой хозяин!» – и ушел в поля. Ну, раз его никто не понимает.
А в полях – снега! Белые-белые, ровные-ровные! Лучше всякой бумаги! Только кисточкой на такой бумаге не порисуешь. А рисовать хочется…
Постоял Художник минутку, подумал, а потом в дом кинулся и с лопатой вернулся. И давай лопатой по снегам рисовать.
Такая красота получилась! Жалко, показать некому – с земли не видно…
Тут стемнело, и пошел Художник домой.
А утром проснулся – за окном шум, гам: журналисты понаехали. Говорят, космонавты из космоса поля около деревни засняли, а там картины чудесные – не иначе инопланетяне, на Землю засланные, своим в космосе сигналят.
Народ собрался, стоит посреди деревни, руками машет, инопланетянина вычисляет. А громче всех дядька с бетонным забором орет: знаю я, говорит, этого инопланетянина – и в Художника пальцем тычет. Но тут бабушка Глафира как гаркнет: «А ну-ка цыц! Я в этой деревне всю жизнь живу, и Художника с детства знаю, когда он еще просто Васькой был! Никакой он не инопланетянин!»
Тут Художник вышел и все объяснил – и про поля, и про снега, и про рисование лопатой. Журналисты сначала расстроились – что никаких инопланетян нет, а потом обрадовались – новое дарование открыли! – и давай у Художника про творческий путь спрашивать. А Художник им – да какой там творческий путь – вы дорогу нашу видели? По ней же ни пройти, ни проехать! Вот, сижу на месте, рисую потихоньку. Журналисты сказали: «Ага!» – и уехали. Улетели, то есть. На вертолете.
А вместо них по весне приехали экскаваторы и дорогу починили – чтоб Художнику за бумагой легче ездить было.
Скажете, так не бывает? В сказках, товарищи, еще и не такое бывает!
А дядька с забором, между прочим, на следующее утро к Художнику сам пришел. Я, говорит, искусство сильно уважаю, и поэтому вот тебе мое соизволение, рисуй на моем заборе сколько хочешь. Обрадовался Художник и забор дядьке так расписал, что дядька лаять перестал и добрый-добрый сделался. А потом народ и остальные заборы от снега очистил, и Художник их тоже расписал. Особенно красивый забор у бабушки Глафиры получился – синий как небо, и белые птицы по нему летают.
И стала деревня не деревня, а музей – и летом, как дорогу починили, хлынул из города народ на заборы любоваться. Об одном только жалели – что снега растаяли, и лопатных картин нет больше. Но тоже беда невелика – космонавтские снимки в интернете лежат, кому посмотреть охота – всегда пожалуйста!
Зашел я вчера к дяде Васе. Мечту свою обсудить. Мечтал я BMW купить, черную обязательно. Дядя Вася – он автомеханик классный, решил у него проконсультироваться, стоит ее брать или другую какую марку выбрать. Сидим, беседуем, выпиваем, само собой, а за окном дождик капает. И плавно разговор у нас переходит на погоду. Потому что сегодня дождик, а позавчера мороз минус двадцать был. Без снега, между прочим. Снега у нас с прошлой зимы не было. А неделю назад плюс пятнадцать на улице бахнуло. Несмотря что декабрь. Бардак какой-то. Прямо не пойми что с погодой творится.
Тут на кухню Маринка зашла, жена дяди Васина. И дядя Вася возьми ее да и спроси: как вот, мол, ты, Мариша, думаешь, отчего это с погодой такие странности? А Маринка эта, змея, так посмотрела на меня злобно и говорит: пить надо меньше! Чаю себе налила и ушла, даже с нами не посидела для приличия. Тут я понял, что валить надо, а то мало ли, с нее станется, еще скандалить начнет. Мне-то плевать, я домой всегда уйти успею, а дядю Васю жалко, ему с ней жить.
