Взобравшись ползком на холмик, Подковин замер. Через ложбину галопом вправо промчалась батарея.
– Раз, два, три, четыре, – задыхаясь, считал он. – Десять орудий! А вот пехота!.. Белая лошадь на холмике слева… Какая это дистанция? Пожалуй, верст пять. Вот бы их сейчас двинуть. Видят наши или нет?
Подковин посмотрел назад. Батарея стояла в полуверсте. Наши наблюдатели были справа, но мысок должен скрывать от них движение японцев. Было совершенно ясно, что японцы передвигают значительные части к югу, пока уклоняясь от боя.
Подковин спустился вниз. Генерал стоял, окруженный офицерами, на дне оврага.
– Ну что? – обратился к Подковину Фок.
– Неприятель передвигается к югу, ваше превосходительство. Я насчитал десять орудий, а за ними идет пехота. Ротами. Пять групп я пропустил. Человека на белом коне видел.
– Ну и что же теперь ты намерен делать? – усмехнулся генерал. – Пальнул бы из своих пушек?
Подковин уловил иронию в голосе генерала, но отвечать нужно. Так учили: ни одного вопроса начальства не оставлять без ответа.
– Сначала отойти к отрогам Самсона. Здесь нет безопасной позиции. Вечером засветло определить место для батареи. Ночью охотничьим командам нащупать врага. Взводу батареи остаться на ночь несколько в стороне от выбранной позиции.
– Это зачем?
– Первые выстрелы – из двух пушек. Враг обратит на них внимание. Проявит себя. Тогда с другой позиции внезапно стреляют остальные шесть.
Фок задумался. Подковин перевел глаза на офицеров. Капитан, выставив вперед правую ногу и пристально разглядывая его, говорил рядом стоящему с ним поручику.
– Быть непосредственным, вот что иногда важно. Канониром в данном случае руководила логика. Он не обучался тактике, но чувствует ее всем существом… Описатели войн часто удивляются действиям солдат, предоставленным себе… Подмечено, что Фок часто обращается к солдатам с большими вопросами. Умно!..
Генерал как бы очнулся.
– Итак, братец, возвращайся к полковнику Лапэрову и расскажи ему, что ты видел и слышал, но о своих проектах помолчи. И скажи ему: генерал Фок приказал вернуться его батарее к деревне Шимынзы. Понял?
Наши пехотные отряды все чаще и чаще приходили в столкновение с японцами. Однажды Коневязов и Подковин возвращались с опасной фуражировки. Увидев впереди на дороге китайца, орловец вздрогнул.
– Он! Старый знакомый! Слушай, Подковин, сдается мне, – это японец. Мы его прихватим. По-русски говорит не хуже нас с тобой… Делай все, что я скажу.
Путник шел спокойно.
– Он! – дернув за рукав Подковина, сказал орловец. – Останови лошадь. Приготовь револьвер.
«Китаец» стал обходить повозку, нагруженную сухим гаоляном.
– Здравствуй, друг! Что, не узнал?
– Моя бутунда, моя своя фанза ходи, – дрогнувшим голосом произнес встречный.
– Брось притворятся. Да это же я. Помнишь, о предках говорили?
– Так точно, капитан, – словно переродившись, «китаец» с улыбкой закивал головой и схватил орловца за руку.
– Едем с нами. Ты же клад для начальства.
– До свидания, пожалуйста. Не могу. Я спешу домой. Жена беспокоится. Время теперь тревожное.
– Ничего. Ненадолго. К большому капитану поедем. Он тебе много денег заплатит. Будешь с нами ездить на фуражировку.
– Да не могу же я! – со злобой воскликнул «китаец», но солдаты, не слушая, подсадили его на двуколку. «Китаец» сразу успокоился и улыбаясь проговорил: – Поедемте. Очень приятно увидеться с русским капитаном.
