– На фото всего не видно, но… Его дорисовывали?
– Ага, и гораздо позже.
– Согласен. Вы умница.
– Согласна. Я умница.
Герман улыбнулся про себя.
– Хорошо. Будем считать, что вы покорили меня своим умом.
Лора вздернула бровь.
– А еще чем?
«Всем»! – чуть было не сказал он.
– Тем, что это, возможно, действительно портрет Строгановой. Мне будет интересно.
– Почему?
– Ну, может быть, потому, что моя фамилия Строганов.
Лора вытаращила глаза.
– Вы Строганов? Но ведь потомков по мужской линии не осталось. Последний умер в Ницце в 1923 году.
– А я и не говорил, что потомок. Просто однофамилец. Но это же интересно: искать людей с такой же фамилией.
– Наверное. Я тоже недавно узнала о своей фамилии много интересного.
– Ваша фамилия, кажется, испанская?
– Да. Мой дед из детей испанских коммунистов, которых вывезли в СССР. Раньше я думала, что он просто детдомовец без роду без племени. А оказалось, из испанских грандов. Алонсо де Витория.
И зачем она это говорит? Можно подумать, хочет впечатление произвести. Вот, мол, посмотри, какая я крутая!
Фриц в самом деле был впечатлен.
– Ого! Звучит! Знаете, меня дед тоже из детдома забрал. Так что я точно без роду без племени.
– Фамилия вашего деда Строганов?
– Да нет. Сайкин.
– Значит, вы уже в детдом поступили Строгановым?
– Наверное. Честно говоря, не задумывался.
– Так, может…
Он засмеялся.
– Воображение у вас богатое, сразу видно. Только Строгановых, в отличие от Алонсо де Витория, в России пруд пруди. Тем более что потомков по мужской линии, как вы сказали, не осталось. А это значит, что мы с вами не пара. Вы грандесса, а я крестьянский сын.
– Кажется, я вам себя еще не предлагала.
– Да я не в том смысле.
– Я шучу.
– Я тоже.
Они посмотрели друг на друга. Первой не выдержала Лора. Она перевела взгляд на рабочий стол и спросила уже другим тоном:
– Вы икону Николая Мирликийского реставрируете? Можно посмотреть?
– Можно. Почти закончил, так что не сглазите.
Она подошла и посмотрела.
– Пятнадцатый век. Таких уже мало осталось. Нашли в одном разрушенном храме под Вологдой. Хранилась в тайнике. Сильно пострадала, конечно. Но лик сохранился, поэтому я взялся.
Они вместе склонились над небольшой иконой.
– Какие линии чистые. Словно рисовали в одно касание, – с искренним восхищением сказала Лора.
– Простота без пестроты.
– Точнее не скажешь. Это ваши слова?
– Нет, Епифания Премудрого.
Лора видела, что Герман доволен своей работой. Их головы почти соприкасались, и она внезапно почувствовала, что щеки начинают гореть от этой близости. Что такое? Первый раз видит человека, а уже на него запала?
Лора быстро выпрямилась, чуть не стукнув Германа по носу. Он вовремя отпрянул. Они снова посмотрели друг на друга и на этот раз покраснели оба. Что за ерунда? Как школьники!
Она сделала неприступное лицо, но чувствовала, что получается неважно. Щеки горячие, а мина при этом холодная! Дурацкое сочетание! Надо сваливать, пока он ничего не заметил!
– Ну что же. Если мы договорились, то свяжемся, когда вы определитесь по срокам и стоимости, и тогда я привезу договор и картину, – сказала она, копаясь в сумочке в поисках телефона.
Герман молчал, и Лоре пришлось снова на него посмотреть. Солнце светило ему прямо в лицо. У него были светло-зеленые глаза с темным ободком по краю и черные ресницы. Не глаза, а девичья погибель.
– Вот мой телефон. Рабочий и сотовый.
Лора быстро пошла к двери, уже из коридора кивнула, прощаясь, и быстро побежала прочь. Что это с ней?
