– А Полуша что ответила? – перебил поручик.
– Она говорит: «Травки душистые собрать».
– Какие ещё травки? – Ржевский уже понял, что подробный рассказ не отменить.
– Вот и я удивилась, – ответила Дуня. – Говорю: «Какие травки? Они ж не дозрели. Вот когда пора сенокоса придёт, пособираешь». А она говорит: «В лесу травам своё время». Я призадумалась, а тут приходят Груша с Маланьей Якимовной.
– Что?! – вскричал Ржевский. – Маланья с вами заодно? Она тоже от меня правду скрывала?! Что за брожения в полку! Да что ж целый бунт во главе с младшим командным составом!
– Ну что ты, барин! – вскинулись Груша и Дуня. – Нету никакого бунта.
– Александр Аполлонович, пожалуйста, не кричите, – твёрдо, с расстановкой произнесла Тасенька. – Сейчас главное – дослушать историю до конца.
– Ладно, Дунька, верю, что ты не бунтарка, – Ржевский похлопал Дуню по плечу и даже хотел шлёпнуть по заду, чтобы закрепить примирение, но в последний миг постеснялся Тасеньки.
Груша, видя это, подошла к барину ближе, и тот почти незаметно ущипнул её за бок, тоже в знак примирения.
– Рассказывай дальше, Дуня, – мягко произнесла Тасенька.
– Да почти всё рассказано. Заходят Груша с Маланьей Якимовной. Маланья Якимовна мне и Полуше говорит: «Вот вы где, бездельницы!» Я говорю: «Полуша в лес идти хочет». А Маланья Якимовна оглядела её внимательно, на корзинку особо взглянула и спрашивает: «Ты куда собралась? К ведьме?»
– Что ещё за ведьма? – Ржевский нахмурился.
– Которая в лесу живёт, – ответила Груша.
– Там в самом деле ведьма? – недоверчиво спросила Тасенька.
– Знахарка, – пояснила Дуня. – А ведьмой её Маланья Якимовна называет, потому что знахарка не только лечит, но и другое может… – Дуня замолчала и не решалась продолжать.
– Помогает беременным избавиться от плода? – спросила Тасенька.
– Грех страшный. – Дуня перекрестилась, а вслед за ней и Груша.
– Но вы Полушу всё равно отпустили? – спросила Тасенька.
– А что делать? – Дуня пожала плечами. – Не запирать же её.
– Могли бы и запереть до моего возвращения, – сказал Ржевский.
– Маланья Якимовна сначала хотела, – сказала Дуня, – но Полуша вся слезами изошла, на колени перед нами встала. «Пустите» говорит.
– И вы отпустили? – укоризненно спросил Ржевский.
– Не сразу, – возразила Груша. – Сперва Маланья Якимовна начала её упырём пугать. Говорит: «Если сейчас уйдёшь, вдруг тебя упырь схватит».
Дуня решила пояснить для Тасеньки:
– Вы ж, наверно, не знаете, барышня, что к нам намедни упырь приезжал. Богатый. Сам в коляске, с кучером. Хотел Полушу купить, но барин не продал. А Полуша очень этого упыря испугалась, и вот Маланья Якимовна, чтоб Полушу в лес не пустить, стала её стращать: «Украдёт тебя упырь, если из усадьбы выйдешь».
Рассказ подхватила Груша:
– Полуша поначалу задумалась, а затем снова заплакала: «Что ж делать, если я на сегодня со знахаркой уговорилась?» Наконец решилась: «Пойду», – говорит, а Маланья Якимовна рассудила, что ничего не поделаешь. Если Полушу даже страх перед упырём не удержит, то ничем её не удержать. Пусть идёт. А Полуша перед уходом попросила: «Не говорите барину, пока не вернусь».
Тасенька, слушая Грушу и Дуню, уже не выглядела следователем. Следователь рад, когда его догадка подтверждается, а Тасенька загрустила и посмотрела на Ржевского так, будто просила прощения, что оказалась права.
– Где эта ваша ведьма-знахарка живёт? – спросил поручик.
