Виталик, вытягиваясь над потоком света от лампы, вопросительно взглянул на Дьяконова.
– Рынок – это, брат мой, сурово… – нехотя ответил Дьяконов. – Рынок – это когда выживает тот, у кого мозги хитрее, лапы сильнее, зубы острее… Рынок – это теперешняя жизнь с точностью до наоборот… Опасная игра затевается, – вздохнул он, – опасно это, на полном ходу дать полный назад. В щепки все разнесет. – Дьяконов опустил голову, привычно поскреб плешивый лоб. – Горбачев доболтался, Ельцин его вот-вот спихнет. За Ельциным стоят молодые волки… хунвейбины. Они задерут подол России-матушке, как уже один раз делали их предки… По-моему, они идут еще и поживиться крепко – разворуют они все! – вскинул голову Дьяконов. – Такой у нас будет рынок!
Виталик с сожалением подумал, что не все понимает, о чем говорит Дьяконов. «Не догоняю!» – признался про себя.
– Как это разворуют? – заерзал он на стуле. – Вот вы, мы… тут работали-работали, и вдруг все разворуют… а что не работать и дальше, как работали?
– Жалею, что так и не отправил тебя в свое время в институт. Сколько раз предлагал! С направлением от совхоза давно бы уже и поступил, и закончил… – недовольно посмотрел на Виталика Дьяконов. – Ну, в общем, проще говоря, будет у нас скоро, дружище, не социализм, а капитализм.
– Не понятно как-то… чудно получается, – справился с растерянностью Виталик, – строили-строили социализм, и вдруг все поменять наоборот… капитализм… Зачем?
– Правильно, вот и я о том же – зачем? Лучше, чем сейчас, в деревне, да и вообще в России, никогда не жили! – сказал вдруг горячо Дьяконов. – Надо было осторожно улучшать, выправлять систему, она рабочая и справедливая, в целом пришлась по характеру нашему народу. Нет, взялись осатанело ломать все… крушить. Почему? Я понял одно, они ненавидят, как-то очень люто ненавидят, наше государство, вот такое огромное, богатое, сильное… чтобы они там не говорили – развивающееся… И самое главное, не дающее им безнаказанно воровать! Система так устроена! Поэтому они решились стереть ее до основанья, снова взяв власть… И вот, похоже, берут, взяли уже! Теперь они будут доводить государство до состояния дистрофика, это у них называется рынок внедрять… И под шумок раздевать страну донага, карманы набивать. Дай бог, чтоб я оказался не прав, но слушали мы тут недавно в области на совещании одного рыночника из Москвы, к Ельцину, как нам сказали, приближенного, так он такое нес! Представляешь, деревню назвал «агрогулагом», «черной дырой»! После этого мне стало окончательно ясно… возьмутся за Россию они основательно… не долго осталось.
Напряженно вслушивался Виталик в слова многоопытного, пожившего, видавшего всякое, Дьяконова. Виталик, как и многие в Романове, искренне уважал, даже чтил своего директора. Умный и грамотный был Дьяконов мужик, справедливый. Слово его всегда оказывалось почему-то верным… Слушая директора, Виталик ощущал какое-то общее беспокойство и страх. Он вновь подумал о каменном доме, о том, что надо было хотя бы на год-два раньше начинать, глядишь бы, и успел… И сожаление об упущенном болезненно ворохнулось в нем… Опять же деньги, что делать с ними теперь? Спросить, не спросить? Виталик потупился, втянул голову в плечи и передвинулся вместе со стулом из полосы света в тень.
– Говорят, фермеров поднимать будут… – неожиданно сказал он из полумрака. – Один депутат по телевизору рассказывал, что до революции наши фермеры пол-Европы хлебом кормили…
