Надев широкий серый плащ и взяв в левую руку шляпу, Маркин приостановился у двери и неожиданно для себя помахал шкатулке свободной рукой. Шкатулка не отреагировала. Только на крышке по большому овальному лазуриту пробежала едва заметная светлая полоска. «Нет, наверное показалось» – подумал Маркин и взялся за круглую дверную ручку. И почувствовал, что неведомая сила не позволяет ему двигаться, а ярко-синий лучик вдруг осветил правую ладонь. На секунду задержав взгляд на освещенной руке, Маркин увидел в пронзительном ярко-синем свете, как в анатомическом кабинете, все кости фаланг пальцев, узловатые, чуть деформированные суставы. Лучик тут же погас.
Неожиданно для себя Маркин сказал:
–Прости, домой надо. А завтра обещаю быть очень рано. До завтра. Не сердись.
Хлопнул дверью, закрыл на ключ и запечатал печатью. Оглянулся – не слышал ли кто-нибудь из сотрудников последнюю фразу. Подумалось: «А то ведь скажут, что на старости лет свихнулся».
Дома Маркина ожидал привычный запах лекарств и атмосфера домашнего лазарета. Супруга подполковника, Зинаида Владимировна, начала болеть семь лет назад, после тяжелейшей аварии, в которую попала дочь Светлана со своим женихом. Они ехали на дачу к родителям в ближнем Подмосковье на новеньком мотоцикле жениха Светы, Алексея Майорова. Какие-то хулиганы на гоночной иномарке подрезали их совсем недалеко от поворота на дачные участки. Алексей погиб на месте, а Света получила тяжелейшую травму позвоночника. Перенесла серию сложных и очень болезненных операций, но так и осталась навсегда прикованной к инвалидной коляске.
С тех пор лекарственный, больничный дух стал обыденностью в квартире семьи Маркиных в Черемушках. Тяжелой болью для родителей стало нежелание единственной дочери жить. Нет, она не пыталась покончить с собой или принять смертельную дозу снотворного, просто смотрела отстраненным взором на мир, ставший для нее чужим и неуютным. Даже родители вызывали у нее только раздражение, когда заставляли, молили ее покушать, принять лекарство. Не выдержало материнское сердце Зинаиды Владимировны, на второй год от аварии, ставшей точкой отсчета бед семьи, у нее случился инфаркт. Виталий Семенович разрывался между больницей и квартирой, поскольку поочередно дочь и жена меняли домашний диван на больничную койку.
Но наконец у Светочки сработал инстинкт и свойственное всем Марковым чувство сострадания, милосердия и ответственности за близких. Она стала поддерживать любимую мамочку добрыми словами, занялась гимнастикой по-Дикулю, начала упорно тренировать мышцы рук и торса. В ее глазах засветился смысл жизни и борьбы. Научилась ловко передвигаться по квартире в коляске, стала решительно хозяйничать на кухне и печь торты.
В семье наконец наступило столь желанное равновесие жизненных сил. Зинаиде Владимировне дали вторую группу инвалидности. Дочь, мать и отец посвятили друг другу жизнь и погрузились в бесконечные хлопоты о здоровье друг друга. Родилось какое-то неизвестное доселе чувство разделения боли. Одного взгляда на жену было достаточно, чтобы ощутить ее состояние. Если у Зинаиды Владимировны прихватывало сердце, то и Виталий Семенович начинал вскоре ощущать тяжесть и давление слева, глубоко в груди. Зато ей становилось сразу легче.
Главным врагом Маркина стал телефон. Любой звонок вызывал у него пароксизм тревоги. Голоса начинали нашептывать ему о тяжелом приступе у Зинаиды Владимировны или падении с коляски Светочки. Сердце начинало неистово колотиться в груди и рваться наружу. Когда оказывалось, что звонила Светочка с просьбой купить йогурт и дрожжей для выпечки, все отступало. Но тревоги так и витали вокруг семьи Маркиных, словно ограждая их жизненную территорию от обычных человеческих радостей.
