Он сделал шаг к Саломову, но тот отшатнулся к двери и прохрипел осевшим голосом:
– Ни в коем случае сейчас не прикасайтесь к ней, иначе будет хуже. Сейчас она успокоится…
Оба одновременно присели. Маркин налил минеральной воды в стоящий на столе стакан. Зачем-то приподнял бутылку, шевеля крупными полными губами, внимательно прочитал надпись на этикетке:
– Ессентуки семнадцать, разлито всего месяц назад… Знаете, помогает обрести равновесие. Пейте.
Посетитель, не выпуская шкатулки, подрагивающей левой рукой осторожно взял стакан в руки. Потом, словно забыв необходимую последовательность движений, низко склонил голову и, вытянув губы постарался достать ими до краешка стакана. После минуты бесплодных усилий глубоко вдохнул в себя воздух, поднял голову и каким-то вихляющим движением, пролив треть содержимого, поднес наконец злополучный стакан ко рту…
Минеральная вода выступила в роли волшебной палочки. «Теперь все!» – посетитель с облегчением вздохнул, не спеша поставил шкатулку на широкий кабинетный стол и стал вытирать носовым платком обильно выступивший пот.
– Видите ли, товарищ полковник, – продолжил Саломов, откинув крышку шкатулки и развязывая тесемки одной из принесенных с собой папок.
– Надо бы поправить его… Тоже мне хитрец, не полковник, а подполковник и полковником никогда не стану, поскольку на пенсию пора, – подумалось Маркину, но в ту же секунду решил не мешать посетителю, поскольку сейчас выгоднее не тратить время и не замечать эти азиатские реверансы.
– Я ведь приехал к Вам с главной целью – передать в ваше ведомство этот удивительный артефакт, потому что пришло время возвращению шкатулки в Россию, – Саломов достал из папки лист плотной желтоватой бумаги и передал его Маркину:
– Прочтите, это указание Скобелева.
Маркину показалось, что стоящая на столе шкатулка мигнула, посылая ему в глаза ярко-синие лучики. Спустя мгновение ощутил странный шелест в ушах, словно с двух сторон поднесли большие морские раковины, следом внезапно пришло воспоминание из далекой юности – мама подносит к ушам с двух сторон морские раковины и говорит: «Виталик, послушай как море поёт». Теплые волны прибоя мягко омывали погруженные в песок ступни и мама ласково подула на затылок, прижавшись носом к мальчишеским вихрам. Маркин почувствовал, как пол мягко качнулся и поплыл в такт с морским прибоем. Время остановилось, повернулось вспять, и Маркин вернулся в далекий счастливый Геленджик, где сорок лет назад он оказался с родителями, получившими долгожданный летний отпуск…
Прибой и песня моря в ушах, ласковые мамины руки на плечах – как давно это было, и как страстно душа вспорхнула и улетела в те прекрасные времена, наполненные ощущением мира и детского счастья.
– А ведь мама ушла от нас тридцать лет назад. И никогда до сей поры я так ясно не ощущал ее любви и тепла, – подумалось Маркину. Где-то глубоко внутри, в потаенном уголке сознания всплыл светлый и пронзительно чистый образ матери.
– Что ты, сыночек! Я всегда рядом и я тебя люблю, – прошелестел тихо мамин голос.
Маркин почувствовал, как слезы теплыми ласковыми струйками согрели щеки, и ощутил необычайно ясное, светлое чувство прикосновения родного материнского дыхания и особый вкус безмятежности и счастья. Как хорошо и уютно было в том детском мире, не ведающем жестокости и предательств…
Маркин не стеснялся своих слез. Просто отвернулся к окну. Подошел к подоконнику, приподнял казенные серые шторы.
