– Сева, ты дома?.. Открой – я же слышу голоса!.. Кто у тебя там?..
Гарик не успел ответить, как Ха-Топа, воспользовавшись навыками высокого порядка, принял облик своего старого друга Иоганна Вольфганга фон Гёте, подошел к двери и, невзирая на отчаянные жесты хозяина комнаты, открыл дверь, запустив незваного гостя.
– Таааак… – удовлетворённо протянул комсорг, увидев бутылку. – Пьем, значит!.. Говорил тебе – попадешься у меня! А вы, товарищ, кто будете? У вас пропуск в общежитие режимного КБ имеется? – переключился Сандалетов на джина. – Сева, у тебя незарегистрированный в бюро пропусков гость? Ну, ты попал!..
Комсорг подошел к столу, вытащил из папки бланк протокола проверки комнаты и собрался уж было что-то писать, как Ха-Топа спросил у него:
– А вас, мил человек, давно не посылали плантации хрена окучивать?..
– Что?.. – растерялся Санька, не привыкший к такому обращению, ошарашено посмотрев на чёрта.
– Я говорю – не пойти ли вам в сторону бычьего фаллоса? – миролюбиво повторил чёрт. – Впрочем, могу предложить варианты: к примеру, в анус единорога… Дальше продолжать?..
– Я!.. Да я!.. – вскочил потерявший дар речи Сандалетов. – Да я на вас в партком жаловаться буду! Да ты у меня из КБ вылетишь!.. – и Санька стремглав выбежал из комнаты.
– В зад, похоже… – Ха-Топа проводил взглядом выбежавшего комсорга.
Гарик метнулся к двери и закрыл ее на замок, после чего вернулся к чёрту:
– Да ать твою рать! Что ты натворил?! Мало того, что из-за тебя мне шнапса не видать, так теперь точно из общаги попрут!..
– Да успокойся ты!.. – беспечно сказал джин. – Сейчас все улажу…
Джин сделал магический пас руками, как показалось Гарику, и… и исчез!.. Через секунду джин появился дымным серным столбом перед Сандалетовым и, материализовавшись в собственном облике, рыкнул на него так, что Санька от страха шумно наложил себе в штаны весьма пахучие экскременты.
– Сейчас я тебе, кансамолец ты наш, голову оторву, но сначала заставлю съесть горячее блюдо в твоих штанах! – сказал с широкой ухмылкой Ха-Топа, обнажив клыки.
– Ззззза что? – еле вымолвил Сандалетов.
– Зззззза Гарика! – передразнил его Ха-Топа.
Сандалетов, сотрясаемый от страха позорной трясучкой, недостойной бравого комсорга, упал перед Ха-Топа на колени и взмолился:
– Ннннне надо, пожжжалуйссста, я никому никогда не скажу, честное комсомольское!
– Хорошо, гаденыш! На первый раз, несчастный, поверю. Но помни – я за тобой, засранцем, буду приглядывать! – сказал Ха-Топа и исчез, оставив трясущегося от страха комсорга наедине с мокрыми штанами.
…В этот момент Гарри Таратута проснулся. За окном было уже утро, и вовсю светило солнце. Гарри вспомнил свой сон и сладко потянулся. Ему снились три совершенно обнаженные девушки невиданной красоты и нежности, он целовал их ноги и называл богинями… Правда, потом в сон ворвалась жена и, размахивая скалкой, точно свирепый янычар своим ятаганом, разогнала всех богинь к едрене фене, заявив своим появлением торжество атеизма… Ну, если и не атеизма, то монотеизма точно – поклоняться иным богиням, кроме как своей жене, Гарри запрещалось категорически под страхом Семейной Инквизиции. Одна только отрада и была у Гарри – работа!..
Эх, все же хорошо, что тогда бес Ха-Топа открыл ему тайны человеческого разума, благодаря которым Гарри сделал секретное психиатрическое открытие и стал самым молодым профессором Медицинской Академии Наук. Правда, имя пришлось поменять – это уж в КГБ настояли: в те годы всем секретным академикам и профессорам имена меняли – не избежал этого и Гарри Севастьян, ставший Гарри Таратутой и заведующим Мамоновской психиатрической клиникой.
