– Ерунда, – фыркнул Пашка. – Примитивщина. У бога на нас другие планы.
– Откуда вы знаете его планы? Пока вы строили Stoneface, вы не знали даже планов вашего работодателя. Вы видели фрагменты и думали что это… кстати, что вы думали?
– Что это радиолокационная станция, он думал, – зевнул Алексеич.
– Да при чем тут это? – возмутился Пашка. – Ты сам-то что думал?
– Это неважно, – сказал незнакомец примирительным тоном. – Никто не догадывался. Я тоже не знал. Иногда общая картина видна лишь с очень большой высоты. А мы с вами, боюсь, у самого дна.
Все замолчали. Незнакомец уткнулся в ноутбук, и пальцы его забегали по клавиатуре. Пашка смотрел на разворот журнала. Алексеич уперся лбом в прохладный иллюминатор, за которым белые облака все плотнее укрывали рисунок. Алексеичу казалось, он различает щеки ребенка и его озорную улыбку, а, может быть, он лишь хотел увидеть их в потоках цветовой лавы, которая спекла и растворила результаты их полугодового труда.
И нет больше меня, есть лишь лава, лава, лава…
Видение исчезло. Самолет летел над айсбергами белых туч.
– А, прикинь, Пашка, – сказал Алексеич негромко. – А прикинь, Пашка, если весь наш смысл состоит лишь в том, чтобы построить вот такую херновину и послать в космос сигнал, что мы когда-то жили? И ничего большего. И все наши страдания, интриги, обиды… Это наше вечное «я», «я», «я»… Ничто. Дым из трубы. А смысл лишь в том, чтобы доказать возможность жизни в нашей галактике?
– Да ну, – буркнул Пашка. – Я не верю в эту чушь.
– Вспыхнем, сгорим и не останется следа, кроме этого сгустка фотонов, за который, может быть, кто-то скажет нам спасибо, – проговорил Алексеич.
– И что мне толку с того, что через пять миллиардов лет мне кто-то скажет спасибо?
Алексеич не слушал.
– Получается, – говорил он, – я приложил руку к главному проекту человечества и теперь могу спать спокойно.
– Ага, – ухмыльнулся Пашка. – Ты еще бабки отдай на благотворительность. Все равно ведь все помрем.
– Бабки не отдам, – Алексеич привалился к иллюминатору и закрыл глаза. – Но межпозвоночную грыжу с этих пор считаю не напрасной.
– Болван, – буркнул Пашка и тоже уснул.
