После завтрака - страница 4

, по базару, где торгуют старыми книгами, и Капалычарши[11]. Прежде чем сесть на трамвай в Эминоню, покупаем на тамошнем рынке оливки и сыр. Однажды зашли в двухэтажный караван-сарай османских времен с большим двором посередине. Там были свалены огромные пыльные груды поношенных кожаных курток, пахнущих овчиной. Из одной такой груды тетя выудила шикарный приталенный кожаный плащ до колен и купила его. Отдала почистить и потом носила. Выглядела она в этом плаще как актриса из какого-нибудь старого фильма. Мама таких мест не знает. Она более-менее знакома только с окрестностями Султан-Ахмета и Айя-Софии, может быть, бывала пару раз в Капалычарши. Папа знает. Знает, но не хочет, чтобы я там разгуливала. Не самые безопасные места, конечно.

Когда я проснулась, было еще раннее утро – это я поняла по розоватому свету за окном. Еще не открыв глаза, вспомнила о папином ночном визите. Или это был сон? Силуэт высокого человека в странном голубоватом свете, пробивающемся сквозь занавески, щекочущие мою щеку усы… Очень похоже на сон. Но нет, я знала, что это было на самом деле. Мне еще очень хотелось спать, но любопытство оказалось сильнее. Я встала. Толком не разлепив глаз, натянула вчерашнюю одежду: джинсовые шорты и майку на бретельках. Лифчик надену потом. Пошла в ванную между моей комнатой и папиной. Начала чистить зубы, взглянула в зеркало. Дверь в папину комнату была приоткрыта. Я толкнула ее пальцем. Дверь заскрипела. В этом особняке нет ни одной двери или половицы, которые не издавали бы звуков. Летом наш дом расширяется, зимой сжимается. Он похож на бабушкины суставы, такой же скрипучий.

Я вошла в папину комнату с зубной щеткой во рту. Как я и думала, отца в ней не было. Кровать с латунным изголовьем заправлена. На бежевом покрывале с кисточками – ни морщинки. Садык-уста всегда застилает кровати словно в отеле. Чтобы простыня и одеяло выправились из тех щелочек, куда он их запихал, мне нужно вертеться в кровати всю ночь. Отец совершенно точно уехал. Сто процентов. Во мне вдруг проснулся детектив. Я бросила чистить зубы. Вспомнился Бурак. Он журналист, журналист-расследователь. Кроме того, знаменитый интервьюер. Много лет назад Бурак опубликовал в газете интервью с нашим старым Садыком. В детстве, когда мне становилось скучно играть одной, я, бывало, заходила в его комнату с неоштукатуренными стенами из красного кирпича. То интервью Садык-уста вырезал из газеты и приклеил скотчем на стену над изголовьем своей кровати. Я аккуратно отклеивала вырезку, читала интервью и разглядывала выцветшую фотографию. На той фотографии, кстати, я впервые увидела Бурака: он и Садык-уста были сняты сидящими бок о бок на диване, а за ними на стене висела одна из бабушкиных картин – та, на которой изображен великан, которого связывают веревками малюсенькие человечки. На заднем плане – каменный мост, огромные свечи и сотканные из света женщины. Как всегда, ни у кого нет лиц, даже у великана. А вот на лице Садыка – его обычное выражение: смотрит в объектив взглядом встревоженного филина. Бурак выглядит моложе, чем сейчас, в волосах нет седины. Но такой же кудрявый. Другие очки. На губах – смущенная улыбка. По правде говоря, сейчас он выглядит привлекательнее.

Я открыла папин шкаф. Меня встретили запахи, знакомые с детства: пыль, мыло, горячие доски. В домах на острове пахнет как в старом шкафу. Кто-нибудь должен написать об этом запахе в Кислом словаре