Последнее и единственное - страница 24

– Ошибся немного: отцеубийцы!

– …Ведь это результат того, что вытворял с ней, как ломал, как зверствовал тот, кого природе вздумалось дать ей в биологические отцы. Думаю, он был отменно жесток и деспотичен, этакий Калигула в размерах одной семьи. А какие применял при этом методы – одному Богу, да несчастной девочке, известно. И он еще легко отделался, умерев от отравления угарным газом в больнице. Да-да! Он заслуживал гораздо более мучительной и долгой смерти.

– Не знал, что ты так кровожадна.

– Вовсе нет! Листочки эти жутковатые меня распалили, только и всего. О Велес, тебе не кажется это диким: девчонку выбросили из общества, сослали на веки-вечные на маленький клочок земли в океане, и крышкой прозрачной сверху прихлопнули, и за что? За то, что одной кровососущей и деспотичной тварью на земле стало меньше!

– Возможно, он действительно был кровососущей тварью, не берусь спорить, – примирительно сказал Велес. – Тем более что спорить с тобой – безнадежное занятие.

– А и не надо спорить! Бесплодное занятие, и не только со мной. Никакой истины в споре не рождается, лишь выброс адреналина да подкормка бесов полемики.

– … И возможно, я ничего не смыслю в людях. Но ведь кара одна – и за тварь, и за праведника и гуманиста.

– В том-то и дело, – Арша вздохнула. – Какая тоска… Совсем не за это следовало бы ссылать и изолировать.

– А за что?

– Перед самой поездкой на остров я обсуждала это с подругой, увлекающейся эзотерикой. Она отговаривала ехать, уверяя, что «сильно утяжелю этим свою карму». Наказывать имеет смысл не за убийство тела, но за убийство духа. Это и есть самое тяжкое преступление.

– Как это?

   Велес смотрел непонимающе, и Арша опять вздохнула.

– Ох, не учла, в какой компании три месяца вариться буду… Не обижайся, Велес! – спохватилась она.

   Велес пожал плечами и отвернулся к бумагам.

– Не за убийство, конечно, я неправильно выразилась. Уничтожить дух невозможно. За растление его, за пригибание вниз. За надругательство над искрой Божьей.

– Десять минут назад ты выступала с позиций убежденной атеистки, – напомнил Велес. – «Мертвых жалеть нельзя, ибо мертвый уже никто!» Теперь оказывается: дух бессмертен.

– Ну, и что из того? Я просто говорила с вами на вашем языке. Ведь это же ни в какие ворота: быть уверенным, что со смертью человек обращается в полное ничто, и, тем не менее, бурно его оплакивать! С подругой я говорила на ее языке.

– Что-то я не пойму! – Велес оторвался от бумаг, нахмурившись. – Ну, а сама-то ты при этом где? Собственные твои убеждения, они существуют или их нет вовсе?

   Арша рассмеялась.

– Ты говоришь сейчас совсем как наш дорогой доктор. Прямоугольный, правильный, застегнутый на все пуговицы отутюженного халатика. Должны быть убеждения, твердые убеждения! Незыблемые, как гранит, принципы. Всем ты хорош, Велес, но надо же иногда и думать. Ох, прости: вырвалось… Ну, напрягись: почему, собственно, они должны быть твердыми? Кто это сказал? В какой небесной книге это написано? Убеждения могут быть жидкими, – Арша повела рукой в воздухе, словно следуя извивам прихотливой морской волны.– Этакими текучими, подвижными. Не имеющими своей собственной формы и принимающими форму сосуда, в который их наливают.