Сонный лес, Карринг
Девятнадцатый день Сойнира, год 1490 с.д.п.
Хижина, которую выделили Бэстифару, была далека от роскоши, к которой он успел попривыкнуть в Грате. Она была скудно обставлена и в ней катастрофически не хватало света. Несмотря на тепло очага, сюда проникал влажный зимний морозец, столь характерный для нерадушного материка. Бэстифар не испытывал от холода сильного дискомфорта и даже не ощущал дрожи в своем воскрешенном бледном теле, пересеченном уродливым шрамом, но все же его так и тянуло впустить в этот ветхий дом немного света, чтобы хоть что-то напоминало ему о Грате. Он скучал по этому городу, и всеми силами старался подавить тревоги за его судьбу. Было невыносимо сознавать, что он бессилен что-либо сделать для помощи Грату. По крайней мере, пока.
Остаток дня и ночь Бэстифар провел в хижине, погруженный в свои мысли. С одной стороны, он испытывал любопытство по отношению к новым ощущениям своего тела: боги Арреды не скупы на юмор, поэтому предоставили аркалу-вольнодумцу возможность испытывать боль во всем ее многообразии. Он не преминул этим воспользоваться: бередил швы, щипал кожу, меняя силу сдавливания пальцев, наступал сам себе на ноги и отвешивал звонкие пощечины. Та боль, что он себе причинял, вовсе не была невыносимой, а вкупе с удовлетворенным любопытством казалась даже приятной, пусть он и прекрасно помнил, что боль бывает другой. Найдя себе столь специфическое развлечение, Бэстифар некоторое время пребывал в приподнятом расположении духа: даже в своем нынешнем положении он видел множество возможностей, которые и не снились ни одному аркалу. Однако, с другой стороны, утратив способности, которые сызмальства были неотъемлемой его частью, Бэстифар чувствовал опустошение и не знал, как с ним сладить.
Мрачные прогнозы некроманта не напугали его. Ланкарт пророчил ему прожить вечность в этом захолустье, однако Бэстифар был уверен, что можно найти лазейку, которая поможет ему вновь обрести свободу. Он не знал, пытался ли кто-то до него отыскать эту лазейку. Если никто на это не отваживался, Бэстифар шим Мала был готов стать первопроходцем…
Холодное зимнее утро встретило его стуком в дверь.
– Не заперто! – крикнул Бэстифар, когда стук повторился.
Дверь открылась, и в хижину вошла Мелита. Заметив ее в отражении напольного зеркала, Бэстифар не спешил поворачиваться. Он изучал покойницу с придирчивостью усидчивого школяра. Острый подбородок, большие глаза, тонкие черты лица, статность… Мелита была по-своему красива и обладала легкой, почти неслышной походкой. И все же было в ней нечто пугающее, выдающее, сколько сотен лет она уже пребывает в таком состоянии. Бэстифар смотрел в зеркало на себя и понимал, что отличается от нее чем-то неуловимым, чего не мог объяснить.
– Доброе утро, живчик, – ласковым голосом поприветствовала его Мелита, приблизившись. – Как спалось?
Бэстифар наконец повернулся к ней и мысленно согласился с ее определением. По сравнению с ней он и впрямь был живчиком – несмотря на то, что провел около месяца в состоянии не очень свежего покойника. По крайней мере, именно так сказала ему сама Мелита, пока вела его к хижине вчера вечером.
– Я обнаружил любопытнейшую особенность своей новой ипостаси: ей оказался не нужен сон, – осклабился он.
Мелита немного склонила голову, посмотрев на него с материнской снисходительностью, от которой Бэстифара потянуло поморщиться.
