Последние из Валуа - страница 25



– Довольно!

Тон иностранца сделался вдруг повелительным, суровым, и госпожа Тибо умолкла.

Кружки с вином уже стояли на столе; по ту сторону двери уже попивали свое слуги.

– Полноте, сеньор, – промолвил тот, кого Луиджи назвал Скарпаньино, – лучше выпьем за наших друзей, и долой мрачные мысли!

Синьор Луиджи провел рукой по лбу, словно желая отогнать некое тяжкое воспоминание.

– Вы правы, господа! – воскликнул он наконец по-итальянски. – С той минуты как я вступил на французскую землю, я перешел от отчаяния к мщению!.. Глаза мне застилают слезы, а я должен видеть!.. Неважно!.. Хотя… Не пообещай я маркизу Тревизани передать от него привет барону де Ла Мюру, я бы отказался от этого визита… Это имя – Бланш, – которое принадлежит мадемуазель де Ла Мюр… это имя, оно напоминает мне… А! Все в порядке! Тофана уехала в Париж, где ее с нетерпением ожидает королева Екатерина Медичи… Ха-ха! Екатерина Медичи и Елена Тофана заключили союз! Сатана может торжествовать! Великая Отравительница бежала из Италии, где ей было уже небезопасно оставаться, и приехала сюда, где ее примут с распростертыми объятиями и осыплют золотом… О, здесь в ней нуждаются! Но она и не воображает, что за ней, как тень, следит враг, который не успокоится до тех пор, пока не изрубит ее черное сердце на мельчайшие куски… Все в порядке! Выпьем же, Зигомала и Скарпаньино, за успех этого дела, выпьем!

Трое мужчин в черном подняли кружки, тогда как державшиеся немного поодаль и весьма обиженные тем, что им приходится выслушивать чужеземную речь – а разговор путников происходил на итальянском, – с любопытством наблюдали за ними…

Деревню тем временем окутала непроглядная тьма.

– В дорогу! – промолвил Луиджи, вставая из-за стола.

И, помахав на прощание хозяевам «Серебряного льва», добавил по-французски:

– До свидания, добрые люди, и да хранит вас Бог от барона дез Адре! Хранит так, как он должен хранить кое-кого от Тофаны! – закончил он на родном языке.


Поднималась полная луна. Наши пятеро путников галопом скакали по широкой дороге, освещенной, как при полуденном солнце. Еще несколько минут – и они оказались бы в Шатеньерском лесу, за которым и находился замок Ла Мюр. Возглавлял группу Луиджи, или – почему бы нам сейчас же не указать его имя и титул? – маркиз Луиджи Альбрицци.

Путешественники выехали не прилегавшую к лесу лужайку. Шум галопа лошадей, еще минуту назад столь звучный на торной дороге, среди клевера и эспарцетов звучал уже не столь громко.

Внезапно маркиз остановился.

– Прислушайтесь-ка, господа, – сказал он, жестом предложив товарищам и слугам последовать его примеру, – по-моему, я слышал…

– Вот так вот! – промолвил Скарпаньино.

Ответом маркизу стали рыдания, доносившиеся с края леса.

– Я не ошибся, – проговорил последний, – там кто-то плачет. Наверное, какой-нибудь заблудившийся ребенок! Пойдемте посмотрим.

То плакал не ребенок, а мужчина, пожилой крестьянин, сидевший в траве, рядом с кустами, и прижимавший к груди неподвижное тело молодой козочки, прекрасной серенькой козочки.

И таким было горе старика, что даже появление всадников никак на него не подействовало.

– Моя Ниетта! – бормотал он, ежесекундно прерывая свою фразу сокрушенными всхлипами, которые так взволновали господина Луиджи Альбрицци. – Моя Ниетта, возможно ли, чтобы ты умирала вот так! Но что же с тобой такое? От чего ты страдаешь? Вероятно, съела какой-нибудь сорнячок, бедная моя лакомка, но ведь такое с тобой случалось уже сотню раз, и ты же не умерла от этого!.. Открой же глаза, Ниетта! Поднимайся!