– Смирно сиди там. И без того боязно да гадливо, – бранил норну муфель, то и дело прижимая осторожно лапкой полы кафтана.
Афи было не унять. Она трекотала без остановки, запрятавшись за пазухой своего хозяина:
– Что ж там, душечка Хомиш-ш-шек? Что ж? Где мы? Скажи хоть что-то Афи!
Хомиш лишь сильнее прижимал лапкой место, где бились норна и его сердце.
Мощные и гибкие торсы лаланей стали скользкими, одежда и волосы наездников прилипали к телу.
Сквозь сизое марево Хомиш вдруг заметил впереди неясное движение. Кто-то ростом чуть ли не до небес манил их. То ли это было туманным видением, то ли чем-то иным.
Муфель вытянул шею. Исполинская темная фигура расплывалась на горизонте. Ветвистые лапы ее были раскинуты во все стороны, и эти лапы словно хотели либо разорвать, либо обнять. Лалани бежали прямо к темной громадине.
– Глянь, гля-а-а-ань, Хо-о-омиш! – кричала истошно Лапочка сквозь мокрый ветер, бьющий в лицо, выглядывая из-за плеча муфля. – Кто-то машет! Ма-а-ашет! О-о-о, какой громадный. Ви-и-идишь?!
Муфлишка щурилась, Хомиш тоже смотрел вперед. Но ветер и туманный влажный кашеобразный воздух мешали разглядеть того, кто призывал.
– Душечка мой Хомиш-ш-шек, скаж-ж-жи уж! Что там? Чего она трекотит? Кто маш-ш-шет? – беспокоилась под кафтаном Афи, но выглядывать не спешила.
Хомиш и сам желал понять, что их ожидает. Первое чувство – бежать к неясной фигуре – сменилось иным: а не новая засада ли там? А не громила ли великантер их поджидает? Или один из сбежавших из великантерских загонов ведмедей? Хомиш уже не понимал, что лучше, что хуже: остановить бегущих лаланей – или вжать лапы в бока и крикнуть, чтобы мчались еще прытче.
– А чего туда? – закричал Хомиш сам себе. – Кто б это был? Вдруг великантер? – теперь обратился он к Лапочке, не сводя глаз с фигуры, что стремительно приближалась и становилась все больше и все невероятней. Туманная кисея была такой густой, что даже голоса сквозь нее пробивались, как сквозь толщу озерной стоячей воды. А приближающемуся неясному существу туман прибавлял веса, роста и таинственности. Силуэт на горизонте словно покачивался и плавился, не обещая ничего хорошего измученным, голодным и замерзшим беглецам.
– Мы поги-и-и-ибли, Хоми-и-и-иш!
Лапочка вжалась щекой в его спину и зажмурилась. Ее примеру последовал и Хомиш: он припал всем телом к шее лалани, и оба муфля, чувствуя тепло друг друга, приготовились принять погибель.
Они смиренно ждали, что вот-вот очнутся в брюхе чудища, или их разорвет лесной дикий житель, или посадит на копье рогатый громила ростом до небес.
Знаешь ли ты, мой дорогой читатель, что на самом краю гибели вдруг перестаешь ее страшиться? Перестаешь ей сопротивляться и принимаешь ее, как приглашение на танец. Самый последний танец.
Холодный туман скрывал истинные черты чудища. Такие туманы могут быть защитниками, а могут обладать губительной силой. Такие чудища могут обладать злобной мощью или бескрайней добротой.
Каждый из муфлей мысленно принял со всем мужеством свою судьбу и простился с жизнью.
Хомиш оглянулся, чтобы посмотреть в последний раз в самые красивые во всем Многомирье глаза. Лапочка будто этого и ждала. Она глядела в упор. Но не на Хомиша. Она глядела прямо в его сердце. Несмотря на скорость лаланей и на туман, мысли и желания муфлей встретились и уже не расцеплялись.
В своих желаниях Хомиш дарил Лапочке любоцвет.
