Толстые губы матери племен задрожали, бугристая кожа землистого цвета стала пунцовой, она подняла голову с рогами, украшенными красной тряпкой, и сощурилась. Ложь и Клайра сцепились глазами. И вдруг великантерша отвернулась, схватила кость и, метко прицелившись, бросила прямиком в сверкающую горку.
Кругляши с жалостливым позвякиванием вновь раскатились по полу штольни, залетая под кресла и табуреты, под ноги великантеров и под шкуры, застревая между камнями. Лифон бросил свое занятие и отскочил к стене.
А внутри его госпожи, что так старательно держала лицо, будто пружину кто разжал.
– Уже была награда! – завизжала Ложь. – Ты слишком жадна, мать племен! Уж не с тобой ли в штольне обитает сама Жадность?!
Глаза Клайры налились кровью, ноздри раздулись, вены на шее взбухли, и казалось, что рога – да и она сама – стали еще выше. Великантерша подняла пустое блюдо, и то полетело прямо к сотрясающейся гостье.
– Мать племен, что за манеры?! – возмутилась Ложь, вскакивая и уворачиваясь. – Что это?!
– Это остатки! – тень громадной великантерши перерезала стол и легла темной полосой на фигуру в зеленом платье. – Остатки пр-р-ровизии, – зарычала Клайра, – остатки моих племен и остатки моего тер-р-рпения!
– Да, да, и что? – тише тихого прошептал Лифон. Он врос в пол, сидя у стены, и дрожал так же мелко, как и его госпожа под платьем. – И мне обещалась по списку награду дать, да и обманула. Тьфу, опять всех обманула!
Никто в штольне не услышал муфля и не обратил на него внимания. И Рыжеглазый, и Горбуха следили за двумя разъяренными фигурами.
– Мы же все уладили. Терпение, Клайра, дорогая, – перешла на сладкий тон Ложь, оборонительно выставив раскрытые ладони.
– Еще терпение?! – ударила кулаком по столу Клайра, кружка с остатками питья подпрыгнула и с жалобным «тук-звяньг» вернулась на место.
– Тише, тише, Клайра, – протянула с притворной улыбкой Ложь. – Все будет. Верь мне! Разве я виной тому, что стряслось с твоим племенем? – Ложь старалась, чтобы ее голос звучал как можно мягче. И у нее получалось. Лифон уже давно привык к таким резким перепадам настроения своей госпожи, но к ярости великантеров он привыкнуть не мог. И сейчас испуганный взгляд ушастого муфля метался от Клайры ко Лжи и обратно.
– Ты виной, что племена на меня зубы скалят! – вновь грохнул о стол кулак великантерши. Лифон прижал уши и закрыл лапами глаза. – Жрать нечего, лаланей пришлая девка выпустила, да и оскудели все. Ты нагр-р-раду обещалась дать знатную! – Клайра наклонилась, сгребла валяющиеся вокруг золотые, и они просыпались сквозь ее жирные пальцы, что песок сквозь сито.
Мать племен готова была на все, только б сохранить свое положение. Чего ей стоило убедить идола Корхрута свергнуть предыдущего отца-вождя и стать первой матерью всех племен и всего Загорья!
Она добилась своего. И спустя столько времени беспредельного господства все потерять?
С ржавых клыков Клайры капала слюна, подбородок ходил влево-вправо, словно жил своей жизнью.
Разговаривая с той, кто стала причиной такого падения, Клайра постоянно посматривала на Рыжеглазого.
Он был предан и не глядел исподлобья, как смотрели после битвы Кривоносый, Гнусавый, Однорукий и другие. Те вожди, чьи племена оскудели на многие головы.
Рыжеглазый же мялся. Он, как и мать племен, не хотел больше вступать в бой с ведмедями. И тоже чуял беду от запертого в подземных казематах зла.
