Последний из Саларов - страница 31

Считай-Ворон был столь плотно окружен толпой, что Султан-Али не смог к нему протолкаться. И решил, что лучше он побыстрее доложит о прибытии сына покойного хозяина Салар-хану – принесет хорошую весть и получит хорошо на лапу. И он добежал назад одним духом, а уже вбегая в крытый коридор особняка, обнаружил, что по пути потерял матерчатую обувь – гиве – с одной ноги. Но и в таком виде он побыстрее предстал перед Салар-ханом и, задыхаясь, словно вырывая с кровью из себя слова, отрапортовал:

– Ваше высо… Ваше высо… Да возрадует… Братец… Пожаловали… С неба… в самолете!

Салар-хан равнодушно посмотрел на него и сказал про себя: «Те, кто ходят по земле, какими только коронами ни увенчали нас… Что может добавить сей воздушный родственник?» Но вдруг глаза его сверкнули невероятным светом. И правда, вспомнить одного брата из одиннадцати, от четырех-пяти матерей – законных или временных жен, – было делом непростым, и потребовалось некоторое время, чтобы Салар-хан понял, о ком именно говорит ему Султан-Али: о пареньке, как бы одержимом неким головокружением, который однажды, в штормовой день, уехал в столицу и вот только теперь, через много лет, вернулся. Салар-хан знал, что за всё это время он лишь дважды присылал отцу открытки, с маркой, изображающей английскую королеву. В открытках было написано: у меня всё в порядке, я прохожу летное обучение в таком-то месте Великобритании. Шазде эти новости не объявлял во всеуслышание, ибо не хотел, чтобы знали, что его сын стал нахлебником хитрой британской лисы. До такой степени он не любил англичан…

Салар-хан поправил шапку на голове и вышел из главных ворот, чтобы встретить последнего сына своего отца. Увидев толпу, он слегка рассердился:

– У народа как будто других дел нет? Смотри… Облепили как жуки навозные!

Но толпа, из уважения к Салар-хану, к воротам вплотную не подошла. И Считай-Ворон сомневающимся шагом двинулся к брату. Да, это был тот самый юноша, словно вечно одержимый чем-то; он, помнится, больше времени проводил на крыше особняка, чем на земле. Пареньку этому из всего отцовского наследства досталась лишь пара горящих, горячих глаз…

Ханум ханума, несмотря на боли в ногах, вышла из комнаты и со слезами на глазах обняла его. Таджи начала читать «ривайи» – народные стихи для торжественных случаев, а Шабаджи суетилась с курением руты и тащила из кухни мангал. Даже Судабе-ханум показалась во дворе, чтобы увидеть таинственного летчика. Про себя говорила так: «Поистине невиданно и неслыханно! Семья Саларов и летчик? Нет, в этом племени летчик появиться не может. Погонщик верблюдов – да, но летчик?»

Считай-Ворон побродил по усадьбе, осмотрев всё острым взглядом пилота – но взглядом печальным. Всё было точно так же, как в тот ураганный день, когда он уехал из этого городка. И ему казалось удивительным, что в его семье всё еще готовят пищу на огне, сжигая дрова, воду берут из крытого водохранилища и верят, что в этом водохранилище водятся джинны.

…И вот он сидел перед своими родственниками и рассказывал им о стране, в которой люди вместо завтрака кушают обед, а вместо обеда у них полдник. Говорил о кораблях, более просторных, чем весь этот городок, о домах, что выше минарета главной мечети; о регионах, в которых девять месяцев в году темная ночь, но народ в это ночное время работает… Слова летчика всех весьма озадачили и вызвали многочисленные вопросы. Даже «бабы-яги» внимательно его слушали. Рассказы воздушного паренька очень напоминали сказки о волшебных пери. Понятно было, что в голову ему там, в высоте, сильно надуло, так что ясного ума от него ожидать не приходилось. По той же, вероятно, причине он ни слезинки не пролил по умершему шазде и ни словом не обмолвился о собственной матери, четвертой временной жене старого князя.