– Поищи патроны, – приказал Петр, – у меня закончились.
– Мародерить, что-ли? – взвился очкарик, – не буду я! Да и какой смысл? Нас уже победили. Уходить нужно!
В ответ Петр несильно ударил его кулаком в скулу. Спорить не хотелось.
– Шевелись, слизняк!
Как ни странно, зуботычина подействовала, очкарик, стеная и плача вслух, пополз вдоль все еще коптящей баррикады, обыскивать трупы. Вскоре вернулся, держа в руках наполовину опустошенный рожок.
– Это – все? – набросился на него Петр.
– Да, – прохрипел очкарик, и после паузы добавил, – Крота убили, сволочи. Хороший мужик был, смелый.
– Заткнись, – буркнул Петр, выдернул из рук очкарика магазин. Прищелкнул к автомату, взвел затвор.
– Петруха, не дури, убьют нас. Лучше давай уходить.
– К черту! Патроны ищи…
Петр приподнялся, уперся локтями в бочку и дал очередь по наступающим. Затея и впрямь оказалась глупой, кочевники немедленно открыли ответный огонь сразу из десятка стволов. Вокруг засвистели пули, и Петр благоразумно скользнул обратно за баррикаду. Остаток патронов он выпустил не глядя, поверх бочек. Лишь бы в ту сторону.
Вернулся очкарик, размазывая грязь по лицу, зашептал в самое ухо.
– Петруха, там это… один живой. Помочь надо бы…
– Где? – взвился Петр, – показывай дорогу.
Очкарик проворно пополз вперед, Петр пристроился следом. Выжившим оказался толстяк, ранее назвавшийся «старшим». Как там его? Кузьма? Леха, вроде. Да, точно. Леха.
Петр аккуратно потряс раненого:
– Алексей Дмитриевич. Живой?
Петр посветил зажигалкой на раненного вздрогнул, отшатнулся сдерживая рвотные позывы.
– Петя, ты? – угадал по голосу толстяк, уставился невидяще куда-то в пространство, – контузило меня. Не вижу ничего.
Петр быстро погасил пламя, стараясь не смотреть на изуродованное и обожжённое лицо Кузьмы.
– Как там наши? Держатся?
– Нет, – не стал врать Петр, – оборону прорвали. Почти все погибли. Может быть, кому-то удалось уцелеть и отступить, я не знаю.
– Хреново, – помрачнел толстяк, попробовал приподняться, но упал обессиленный. Зашелся в приступе неудержимого кашля. Нашарил в кармане и протянул что-то невидимое в темноте.
– Вот. Все что осталось.
Петр взял из ослабевших рук снаряжённый магазин, пристегнул к своему автомату.
– Дай мне, – прохрипел толстяк, – а вы уходите… в переулок… вдоль проспекта… Баржа не будет ждать вечно.
Петр молча протянул ему свой Калаш. Кузьма сжал цевье мертвой хваткой, улыбка похожа на оскал.
– Уходите!
Петр оглянулся на очкарика:
– Все, уходим. За мной!
Затарахтел автомат толстяка, привлекая внимание нападающих.
Петр резко оглянулся, быстрое движение слева – из переулка в пылающие бочки на всем ходу врезался военный джип с разбитыми стеклами и многочисленными пробоинами от пуль. В салоне блеснули металлом ящики. Совсем молодой парнишка за рулем, черная форма в крови, лицо бледное, глазищи в половину лица.
– Мужики, я вам патроны привез, – едва слышно прохрипел он из последних сил, голова бессильно упала на рулевое колесо.
Молодой чекист все-таки выполнил обещание, послал кого-то из новобранцев.
– На убой.
Поздновато ты, дружище, – вяло подумал Петр, – воевать то больше некому.
А потом его мозг словно молния пронзила еще одна мысль, – патроны нужно уничтожить. Немедленно! Иначе они достанутся кочевникам.
Ой, как нехорошо получилось! Лучше бы толстяк оказался прав, и нас просто бросили. Собственными руками вооружили кочевников, побросав автоматы, а теперь еще и патроны подвезли вплотную к самой баррикаде. А ведь позади нас блокпост, и там такие же необстрелянные добровольцы, с тем же самым самоубийственным заданием – задержать наступающих хотя бы на полчаса.
