Последний лай вишни - страница 2

– Пожалуйста… – шепнула она, и голос её потонул в ветре.

Она встала. Её глаза блестели, но она не плакала. Нет. Пока нет.

– Черри! – позвала она снова, уже громче.

Только эхо от деревьев ответило ей.

В Карлтоне почти все знали Илана.

Не просто по имени, не просто как «тот парень из футбольной команды» – нет. Они знали его как часть города, как одного из тех, кого замечали сразу. Не потому, что он кричал или выделялся громкими поступками, а потому что просто притягивал взгляд, как огонь в зимнюю ночь – такой же яркий, тёплый и немного опасный. Он был тем, кем восхищаются молча, кем восхищаются без причины, словно интуитивно понимая: этот человек не остаётся на месте, даже когда стоит.

Для такого города, как Карлтон, Илан Бирн был почти легендой: капитан футбольной команды, любимец тренера, лицо школьных плакатов перед матчами. Его имя было написано мелом на доске объявлений, приколото к стенду с фотографией в форме, и даже те, кто не интересовался спортом, знали его имя. Казалось, точно каждый шаг его жизни уже начертан где-то заранее – в линиях поля, в свистках судей, в шуме трибун, которые взрывались, стоило ему прикоснуться к мячу.

Ему было восемнадцать.

Рост – почти два метра, широкие плечи, движения уверенные, будто он всегда знал, куда идёт. Тело – результат долгих часов на поле и в спортзале: плотное, крепкое, собранное, как натянутая струна. Он не был гигантом, но в нём чувствовалась сила – такая, что давала понять без слов: этому парню можно доверить тыл в любой битве. Силу эту не нужно было демонстрировать – она была в каждом его жесте, в каждом движении, в том, как он входил в комнату, будто уже знал, что все смотрят.

Волосы у него были светло-русые, почти пшеничные, отливавшие золотом под солнцем. Иногда они слегка падали на лоб, когда он входил в класс после тренировки, ещё влажный от душа, с рюкзаком через плечо. Глаза – серые, такие, которые меняли цвет в зависимости от света: то казались холодными, как металл, то тёплыми, как дым в домашнем камине. Это делало его непредсказуемым – ты никогда не мог быть уверен, кто сейчас с тобой говорит: хладнокровный лидер или тот самый мальчик, который всё ещё верит в чудеса.

Но больше всего в нём цепляла улыбка.

Не просто красивая – а искренняя, немного дерзкая, складывалось впечатление, что он сам не верил до конца в свою популярность, но всё равно играл эту роль с удовольствием. Она разряжала воздух, снимала напряжение, могла заставить смеяться даже самого серьёзного учителя. Учителя, конечно, прятали улыбки, а девочки – вздохи. Илан не стремился быть идеальным, но получалось именно так.

Он был харизматичным, но не пустым. За его внешностью атлета скрывался человек, который читал книги про войну, любил кататься на велосипеде по лесным тропам и иногда просто сидел у реки с гитарой, которую никто в школе даже не видел. Он умел быть лидером, но ещё лучше умел слушать, если видел, что кому-то нужно быть услышанным. Иногда он говорил мало, но именно это делало его внимательным. Он слушал не только слова, но и то, что оставалось между ними.

И хотя весь город считал его «идеальным парнем» – высоким, сильным, успешным, – в его глазах порой проскальзывали такие тени, что он задавался вопросом:

– А кто я, если снять форму? Если перестать быть тем, кем все меня считают?

Но это пока оставалось только его секретом.