Вдруг кто-то из рыбаков, уже изрядно пьяный, затянул песню – старинную балладу рыбаков Маоки, которую пели в трудные времена:
«Мы – искры в пепле угасшего мира, последние дети затерянных дней.
Наш дом – берега, наша сила – в единстве,
Мы выживем там, где сгинули все.
Пусть духи тумана нас тянут в пучину,
Пусть бури ломают и сети, и снасть.
Но пламя отваги в сердцах не гаснет,
Пока у человека сильная власть»
Другие рыбаки подхватили песню, стуча кружками в такт. Торин почувствовал, как по спине пробежали мурашки – эта песня всегда напоминала ему о хрупкости их существования в этом опасном мире.
Не желая больше оставаться в душном помещении, он развернулся и вышел наружу, где его встретил свежий морской бриз. Звуки песни, доносившиеся из хижины, сопровождали его, пока он шел по узким улочкам поселения к берегу.
Жизнь в поселении кипела своим чередом. Женщины в простых холщовых одеждах развешивали выстиранные сети для просушки, перекрикиваясь через улицу новостями и сплетнями. Дети гонялись друг за другом между хижинами, подражая воинам в своих играх. Старики сидели у входов в свои жилища, чиня рыболовные снасти мозолистыми руками и щурясь на яркое утреннее солнце.
Несколько мужчин несли к коптильням свежий улов – серебристые тушки рыб поблескивали на солнце. У кузницы громко звенел молот – кузнец Дарен перековывал старые гарпуны, готовясь к сезону большой охоты на рыбу.
Торин дошел до причала, где был пришвартован корабль северян – длинная ладья с высоко поднятым носом, украшенным резьбой в виде морского чудовища. Ещё одна ладья, прибывшая прошлой ночью, покачивалась рядом на волнах.
Несколько рыбаков сидели на бочках у самой воды, попыхивая трубками с водорослями и внимательно наблюдая за происходящим на корме северного судна. Торин проследил за их взглядами и замер.
На палубе, залитой утренним солнцем, танцевала девушка. Её движения были медленными, почти ритуальными. Она грациозно выгибалась, разводила руки, демонстрируя изгибы своего обнаженного тела. Бледная кожа сияла в солнечных лучах, длинные светлые волосы развевались на ветру как живое серебро. Каждый жест был наполнен значением – она словно рассказывала какую-то историю своим телом, подчеркивая красоту каждой линии.
Рыбаки наблюдали за ней с открытыми ртами, забыв про свои трубки.
– Никогда не видел, чтобы северянки так себя вели, – пробормотал один из них. – Они же обычно такие суровые и закрытые…
– И много ты видел северян? – спросил сосед по скамейке.
Торин нахмурился, не услышав ответ, пытаясь понять смысл этого странного представления. Внезапно он почувствовал присутствие за своей спиной и резко обернулся.
Перед ним стоял один из пятерых воинов. Без капюшона его лицо было открыто – резкие черты, сеть мелких шрамов на левой щеке и глаза цвета грозового неба. Он смотрел не на Торина, а на танцующую девушку.
– Она доказывает, что человек, а не дух, – неожиданно произнес воин низким голосом на общем языке, удивив Торина и остальных рыбаков.
– Что? – Торин недоуменно поднял брови.
– Танец обнаженной. Северный обычай. – Воин говорил отрывисто, словно каждое слово стоило ему усилий. – В тумане обитают призраки. Они могут принимать человеческий облик, но у них нет тела. Она показывает, что её можно коснуться. Что она из плоти и крови.
Торин и остальные рыбаки обменялись удивленными взглядами. Не столько из-за объяснения, сколько из-за того, что один из молчаливых воинов вообще заговорил с ними.
