– Вы, верно соскучились по юному испанцу, будьте добрыми, встретить этой ночью его должным образом!
Лансере однозначно услышал сказанное, но не успел воспринять. Перед его глазами скользнула карета, послышался окрик кучера и ржание лошадей, скрип колёс и пустота…
Смеркалось. По коридорам доносились торопливые шаги прислуги, они спешили как можно скорее зажечь канделябры и свечи, а при необходимости щедро пропитать смолой факелы, проверив кованые зажимы. Дворецкий, хмуро и придирчиво, насупив брови, оценивал окружающую обстановку, шествуя в компании улыбчивой экономки, имевшей очень полное лицо, с нездоровым ярко красным оттенком. Она негромко, иногда чуть повышая интонацию, сетовала на двух горничных, которые, обвиняя друг друга, никак не могли поверить, что объект их интереса, не поддаваясь на провокации, остаётся верным семьянином. Изо дня в день, его уши выслушивали одно и то же, повторные жалобы вызывали в нём, уже не злость, а поблёкшую скуку.
Стивен Робинсон, личный камердинер Лансере Монтескьери, перебирал многочисленные наряды своего хозяина, которые пестрили дороговизной ткани и отделкой, тончайшей, ручной работы. Белый и золотой, были приоритетными в цветовой гамме, а чёрный бархат протканный золотом и серебром, стоял так же, на одном из первых мест, в гардеробе скромного модника.
Пустым и потерянным взглядом, смотрел Лансере на камердинера, не вникая в его занимательные истории и свежие новости светской жизни. Он удручённо ждал ночи, до боли боясь приезда Бернардоса, он вспоминал снова и снова, заплаканные серые глаза, чёрные длинные ресницы, окроплённые солёными слезами, словно росой, дрожащие бледные губы, которые не уставали шептать « В чём моя вина, в чём? В том, что я испанец?» Как давно это было, но как свежо это преподносила память. Его дыхание замирало, нет, оно останавливалось, когда воображение, снова и снова, рисовало ужасающие картины.
– Добрый вечер, я не помешаю? – чуть слышно спросила Аделия, заходя в комнату. Она удивилась, разложенным в беспорядке вещам, так как обладатель их, очень строг к чистоте и порядку.
Лансере, решил завлечь себя пустым, никчёмным занятием, которое можно было и осуществить гораздо позже. И это понятно, переполненные переживания, должны были куда-нибудь излиться.
Стивен Робинсон, найдя в глазах Лансере, подтверждения своих мыслей об уходе, незаметно испарился, будучи догадливым и опытным.
– Я всё знаю, Монферан перед уездом посвятил меня, так понимаю и тебя тоже – монотонно проговорил Лансере, глубоко вздохнув – теперь и Дериан это знает, да и смысл скрывать! – он махнул рукой и неохотно встал с кровати.
Он взял одну из книг, разбросанных в беспорядке на столешнице, аккуратно открыл её, и, замерев на пару секунд, достал потрёпанный, помятый конверт. Он терзал его в руках, хотел вернуться, что бы спрятать обратно, метался по комнате, как загнанный зверь, наконец решившись, протянул его Аделии, она наблюдавшая за ним, переспросила:
– Мне кажется, что читать мне его не стоит!
– Читай, ты должна всё знать. Только внимательно, вникай в каждое слово, а потом скажи мне всего лишь одно слово «да» или «нет» – Лансере отвернулся, и кусая губы ожидал, играя костяшками пальцев.
« Лансере и Дериан.
Сыновья мои. Я устал враждовать. Я очень хочу попросить прощения за всё. Мне трудно писать, руки не слушаются меня, как и голова, которая беспрестанно болит, так что не вините строго. Чувствую, моё время подходит, я не справляюсь со своими обязанностями, и вынужден переложить всё на плечи моего преданного помощника. Думаю, вы наверно уже поняли, какого характера, будет это письмо. Я стараюсь писать твёрдо, как и прежде, но выходит всё с неимоверным трудом…»
