Александр шатаясь добрел до своей нары и в полном изнеможении упал. Он страшно похудел за время пребывания в карцере, одежда болталась на нем, как на вешалке. Оспан поговорил с конвоирами, и через двадцать минут Морозов пил настоящий мясной бульон. Затем его уложили и, собрав все одеяла, укрыли ими. Александра прошиб пот, и он начал погружаться в тяжкий, без сновидений, сон. Последнее, что он разобрал, был басок Оспана.
– Я и сам не пацан, но после десяти суток подобного карцера в Чиланском централе плакал, хотя и не сломался. А он высидел семнадцать суток и конвойные говорили…
Остальное затянуло туманом. Александр вспоминал, что его будили, кормили, и он тут же снова засыпал. Наконец он проснулся окончательно и почувствовал, что стал похожим на пластиковую нару: несгибаемым, жестким и таким же тупым. Щетина его давно уже превратилась в небольшую бородку, а чтобы принять сидячее положение ему потребовалось не меньше пяти минут. Все мышцы тянуло, суставы хрустели, в голове скопились залежи ваты, но всё же здесь Александр чувствовал себя гораздо лучше, чем в карцере. Он поднял взгляд и увидел добродушную усмешку Оспана.
– Здоров ты ухо подавить. Валялся три дня, словно спящая красавица. Мы уже хотели приобрести специальную воронку, чтобы кормить тебя через неё. Кстати, познакомься: Антонио, Джек и Флок. Последнего можешь также звать Бармалеем, он не обидится.
– Почему Бармалей? – Александр слабо улыбнулся.
– Потому что ему дали эту кличку, когда он просидел в подполье два месяца и ходил с такой же бородой, как у тебя. Вот, держи вибронож, иди и побрейся. Если к вечеру очухаешься, то научишь меня играть в эту… как её? Рамбу, что ли?
– Что? Рэндзю? Конечно научу. Эта игра очень схожа с шахматами. По духу.
– Ну, тогда ты опять проиграешь.
Однако на этот раз Оспан ошибся. В рэндзю маловероятна ничья, а формасу не хватало опыта. Он все время проигрывал. Крутился на своем стуле, шипел, ругался, но снова проигрывал одну партию за другой. Через два часа они заключили договор, что Оспан будет обучать Александра тактике и стратегии трехмерных шахмат, а Морозов формаса – игре в рэндзю. Антонио и Флок решили присоединиться к ним. Джек, помявшись, спросил:
– Саша, ты не мог бы показать в деталях мне тот удар с переворотом?
*****
На следующее утро к камере прибежал взлохмаченный и разъяренный надзиратель и заорал:
– Какого черта вы тарабаните в стену? Все в карцер захотели, да?
Он пораженно замолк, увидев что все обитатели камеры С-пятнадцать на счет "раз", который давал Александр, одновременно наносят удар ногой по стене, а на счет "два" – становятся в прежнее положение.
– Не так, Джек. Ты должен полностью выпрямлять бедро! – поучал Александр. – Ну что ты зад отставляешь, как девка на смотринах? Нога и тело – одна линия!
– Прекратить немедленно! Перестаньте, или я доложу начальству о вашем поведении! Карцер по вам плачет! – завопил прапорщик, но видя, что они не реагируют на его слова, он рассвирепел. – Ну, ладно, сами напросились! А вы ждите меня и пресекайте подобные действия.
Последнее относилось к караульным солдатам, которые, впрочем, отнеслись к этому приказу весьма прохладно. Прапорщик побежал докладывать коменданту о том, что заключенные камеры С-пятнадцать при подстрекательстве Морозова пытаются бежать из тюрьмы путем пролома стены.
– Куда бежать, придурок?! – майор Дорк вынужден был закончить разговор со своей любовницей, когда прапорщик объявил о важном сообщении. – Куда они собираются бежать?
