Он припомнил все подробности записей. Итак, Аллиган решил поляризовать каждый гравитон, создаваемый гравиприводом корабля, с различием в девяносто два градуса. Стоп, тогда произойдет увеличение скорости примерно в два раза согласно второму постулату Миллера об эманации электронов. Это было изображено на графике Аллигана. Александр углубился в дебри гиперматематики и физики, но спустя час лишь получил ответ, что в самом деле скорость увеличится в 1,8976 раза от прежней среднестатистической.
"По крайней мере я на верном пути", – подумал он. Сегодня шел уже десятый день, точнее ночь, как он ищет зацепку, но её не было. Александр начал сомневаться в правильности профессорских выводов. Вдруг "шепоток" выключился и скоро должны были включить "пищалку". "Да, у СБ эта система отработана до мелочей. Боже, как она мне надоела! Ведь они понемногу добиваются своего – ещё неделя, другая и я сойду с ума".
Слово "система" почему-то вызвало в памяти книжные полки в старинной библиотеке. Тут Александру в голову пришла интересная мысль. Профессор добился увеличения скорости корабля благодаря системный поляризации, а что если попробовать хаотическую? Александр пожалел, что под рукой нет даже самого завалящего вычислителя, пришлось просчитывать всё в уме. Он принялся лихорадочно вычерчивать кривые на шершавой стене карцера.
Надзиратель, одетый в наушники против "пищалки", заглянувший в глазок, решил, что заключенный Морозов явно спятил, и пошел докладывать о происшествии начальству. Начальство в лице майора Дорка, услышав о морозовской наскальной живописи и вспомнив угрозу генерала Канта, пригрозило убить надзирателя, если это в самом деле случилось, и велело немедленно выпустить Морозова. Тюремщик трусцой добежал до карцера, открыл двери и велел заключенному выходить.
Александр, поглощенный новой стороной идеи, даже не обратил внимания на открытую дверь и продолжал выводить пальцем кривую эманации, которая должна была получиться при хаотической поляризации гравитонов. Без лаборатории и компьютеров получалось что-то непонятное, но Александр был уверен, что он на верной дороге. Пищалка сводила с ума и постоянно путала мысли. Морозов несколько раз стукнул ладонью себе по голове, словно это могло помочь ему собраться с мыслями. Несчастный прапорщик увидев эдакое самоизбиение, решил, что заключенный "сбрендил" и пискнул от жалости к себе. Почему-то этот звук, в общем-то негромкий, привлек внимание Александра и прервал его размышления. Он увидел в открытых дверях надзирателя, нервы, расшатанные почти трехнедельным пребыванием в карцере не выдержали, и Александр рявкнул на него:
– Ты, имбецил, с ключами и безмозглый! Ужель другого времени не мог найти ты для проверки?! О, Боже, каких придурков только не плодит Земля!
Тюремщик, услышав, что заключенный ругается непонятными словами и говорит стихами (о которых прапорщик имел весьма смутное представление) окончательно утвердился в первоначальном диагнозе и заодно увидел себя отданным по приказу майора Дорка на растерзание блохам-берсеркерам (тот переадресовал угрозу генерала подчинённому). Вдруг заключенный заговорил нормальным голосом:
– Эй, меня выпускают, что ли?
Впервые в жизни тюремщик обрадовался, что зэк не спятил в карцере. По дороге Александр узнал у осчастливленного им надзирателя подробности разговора с комендантом тюрьмы и подумал, что тот, наверное, струхнул изрядно. Прапорщик сдал заключенного на руки конвоирам, а сам побежал докладывать начальству о благополучном исходе перевоспитания Морозова.
