Солнце еще даже и не разогрелось как следует, а дисциплинированная Мария уже гоняла мячи на специально арендованном корабельном корте. За ней взволнованно следила из-под темных очков ее подруга Нина, неизменно сопровождавшая ее повсюду, где надо и где не надо. Нина была миловидной брюнеткой небольшого роста, и смотрела на Марию снизу вверх. Она училась в литературном колледже, и собиралась составить жизнеописание Нахраповой. Обе подружки были без ума друг от друга и ворковали, как две голубки. Мария подавала мячи, как всегда со своим фирменным визгом, доходящим до 100 децибел и переходящим в ультразвук, за что Всепланетная теннисная ассоциация пыталась дисквалифицировать ее уже пятнадцать раз. На ней была фирменная кепи от Зайцева-младшего, и переливающийся спортивный костюм, похожий больше на вечернее платье, который ничего не скрывал, да и скрыть не мог. Она была свободолюбивой девушкой.
Спарринг-партнерами Марии по корту были два клоуна. Собственно, сами себя они называли артистами «разговорного жанра». Команда подобралась совершенно интернациональная – российскую сторону представлял знаменитый чтец своих бессмертных творений юморист Петро-сан-IV, тоже, между прочим, продолжатель семейного дела (правда, злые языки утверждали, что Петро-саны-II и III были самозванцами, но в любом случае все как один являлись халтурщиками) а великобританскую – комик, известный под миленьким именем мистер Дрин. Вообще-то говоря, после того, как в результате древней ссоры из-за каких-то ныне забытых Березовского и Литвиненко (многие полагали, что это имена эпических героев) Россия применила против Британии секретное климатическое оружие, коварно распылив химические реагенты со стратегических бомбардировщиков, дождь в Альбионе стал постоянным явлением, а сам Альбион переименовали в «дождливый» вместо привычного «туманного». Британцы впали в коровье бешенство, но, как известно, девиз династии Путиных, написанный на фамильном гербе (щит и меч на алом поле, золотая звезда, дубовые листья и рыцарский крест), гласил «кто нас обидит – трех дней не проживет», а им позволили прожить гораздо дольше, вот только жизнь эта стала очень серой и мокрой.
Может быть именно поэтому мистер Дрин, истинный британец, временами смотрел на милого Мишу Петро-сана с крайней неприязнью. Однако с корта уходить не собирался. Он был человеком суставчатого телосложения, как говорится, «хоть грудь впалая, зато спина колесом», и передвигался по корту как на ходулях. Маша гоняла обоих любителей активного отдыха по площадке как больших любопытных щенков. «Щенки», немолодые уже дяди, потели, но исправно бегали за мячиками, ловко разлетавшимися в разные стороны.
– Эй, Майк, лови подачу! – вопил мистер Дрин, пытаясь увернуться от очередного мяча, который безжалостная Мария, уставшая от спортивного дебилизма своих партнеров по игре, старалась вбить уже не в площадку, а в тела запыхавшихся комиков.
– Ты это кончай, Машка! – заорал Петро-сан-IV, получив мячиком по лбу и даже потеряв на время свою фирменную улыбку патентованного идиота. Мы тебе не кока-кольные бутылки!
– Бутилки? Как ето? Я не понимайть-по русски! – отвечала им Мария с другой стороны сетки. В необходимые моменты она начисто забывала русский язык, ловко скрывая, что на самом деле уже плохо помнила английский, и ее американской маме приходилось репетировать с ней «инглиш» почти с нуля.
