– Как зачем? Ведь оно так и будет валяться.
– Растащат подальше. Это называется – самоочищение. Пошли, – искатель смотрел на приятеля. Почти умоляюще.
– Замечательные у вас порядки в общине. В Длиннолесье давно бы пришли и сказали "ай-ай". Странно, что при всём при этом у вас в целом чисто. Вон домики какие аккуратные.
– Потому что делаем то, что надо и на мелочи внимание не обращаем. А теперь давай в дом.
– Совок. Дай мне совок… И метлу, – Мутный был непреклонен.
– Пожалуйста, – Пытливый пожал плечами и снова зашёл в свой дом. Через минуту принёс всё, что нужно, – уберёшь, не уберёшь – жизнь от этого не изменится.
– Если ты забросишь свои изуверские опыты, – парировал Мутный, – жизнь тоже от этого изменится не особо.
– Не скажи. Я получаю огромное удовольствие. И оно вдохновляет меня… на опыты. Новые.
– Изуверские?
– Ну это как получится.
Искатель принес мешок, но в нём оказалась дырка, и пока добирались до свалки, тот похудел в два раза. На свалке рылись собаки и прыгали вороны. Бегунов с острокрылами не было – у человеческого жилища редко попадались отходы незримых.
– Соберём? – спросил Мутный.
– Ладно, шкодник с тобой, – Пытливый вздохнул, – но знай, это вроде болезни – пытаться собрать весь мусор.
– Тогда пыхчики – разносчики заразы.
Пытливый молчал.
– Не знаю, что и ответить, – сказал он наконец, – твоя взяла. Будем считать, ты уложил меня на лопатки. Своим остроумием.
Он усмехнулся и стал помогать.
Пришлось идти за мешком, но этот проверили.
– Скоро мешков не останется. Куда я буду складывать образцы?
– Я куплю тебе сколько надо. Вот только появятся деньги.
– Ты будешь работать? Здесь?
– Почему бы и нет. Жить в долг как-то стыдно.
– Тогда иди на кухню. Будешь мне помогать.
Мутный пожал плечами:
– Кухня так кухня. Согласен.
– Отлично. Будешь следить, чтобы я в компот не положил чечевицу. Или наоборот.
– Узнаю своего приятеля. Как же тебя ещё терпят?
Теперь уже Пытливый пожал плечами:
– Не знаю. Может, им нравятся гастрономические опыты.
Друзья рассмеялись и уже весело закончили с уборкой.
– Интересная у нас интермедия вышла, – сказал искатель, после того, как вернулись домой.
– Да уж, – Мутный зевнул, – как однажды сказал Терпеливый, "в программе о ней ни слова".
Первая проклинала себя за то, что согласилась на такой безрассудный поступок. Она была во власти этих двух крылатых существ, полной и абсолютной. Она умоляла их быть аккуратнее, крепче держаться за хрупкую, как ей казалось, конструкцию, а также следить, чтобы она не сломалась. Точнее, не развалилась. Умоляла, конечно, не вслух, про себя. Но вслух она тоже кое о чём говорила, больше кричала, и в основном это было упоминание шкодников, чёрных и всякой нечистой братии. Громкое и нескончаемое.
Волновала не только и не столько высота, сколько скорость. Уши закладывало. Тело продувало насквозь. И это несмотря на белую шкуру какого-то неизвестного животного, в которую её обернули.
Летели в сторону гор. Летели давно. Но горы не приближались. Горы росли на глазах, становились мощнее, но оставались такими же недоступными, что на равнине, что на холмах, что у самого моря. Небеса пылали, и эта иллюминация только добавляла беспокойства.
Да, прикрытых, да еще и предначертанных не трогает это сияние, но… как сказать – не трогает? Очень даже трогает. Не так сильно и разрушительно, как других, но не заметить его невозможно. Оно разрисовывает мысли, раскрашивает в одному ему нужных тонах.
