– Мне нужно бежать, но послушайте: вы спрашивали про работу.
Элейн мысленно усмехнулась: ведь об этом они говорили с госпожой Торэм «наедине».
– …Они возят хлеб из пекарни Зонтага. Хозяина я знаю, скажите ему, что вас порекомендовала Полин из дома Торэмов, думаю, он найдет для вас работенку.
Искренне поблагодарив девушку, Элейн отправилась к пекарне, следуя полученным инструкциям: вверх по улице, свернуть налево у храма Солнца, перейти небольшой ручей по кирпичному мостику и на круглой площади снова свернуть, теперь направо. Там, в ремесленном квартале, располагалось множество лавок и мастерских. Пекарня Зонтага пряталась под деревянной вывеской с витиеватыми буквами.
За прилавком стояла миловидная светловолосая продавщица в фартуке со следами муки и хлебных крошек. За ее спиной рядами лежали различные изделия: хлеб, стопки лепешек, витые кренделя, конвертики с начинкой. А за полками было видно суетящихся пекарей: один месил тесто, другой доставал что-то из печи.
Разговор с хозяином, господином Зонтагом, состоялся короткий. Элейн передала слова «Полин из дома Торэмов», спросила про работу. Тот окинул ее внимательным взглядом и спросил о предыдущих занятиях.
– Я работала прачкой.
– Прачкой! – воскликнул Зонтаг, тряхнув седой головой, и Элейн сперва не поняла, возмутился он или обрадовался. – Идем-ка.
Они зашли в маленькую темную комнатку, воздух которой был полон мелкой пыли.
– В этих мешках мы привозим муку. Их все нужно стирать и сушить, но некому это делать. Иной раз туда сыпят муку прямо поверх мышиного помета! Это никуда не годится. Возьмешься? Плата небольшая, но справедливая.
Разумеется, Элейн согласилась. Ей выдали телегу и объяснили, как добраться до реки. Она тут же принялась за работу.
Раньше она никогда не ввязывалась в разговоры с другими прачками, но теперь все было иначе. Найдя свободную доску для полоскания, Элейн заткнула юбку за пояс и стала окунать в воду мешки, внимательно прислушиваясь ко всему, что говорили другие девушки.
А послушать было что: они без умолку обсуждали некую Каталину, рассуждая, что же могло вынудить бедняжку броситься в реку. И когда прозвучало имя Ковина Торэма, Элейн чуть не свалилась в реку от возбуждения.
– Кто такая Каталина? – спросила она у прачки, что была к ней ближе других.
– Тако ж работала прачкой у этоего Торэма, – пояснила женщина, утирая лоб. – Будь он неладен.
– А что с ней случилось-то?
– Тако ж нашли вчерась в реке. Девчонки-то пришли стирать, а она и плывет себе мимо.
– Прям-таки мимо? Чего она, не утонула, что ли?
Элейн знала: эти вопросы развяжут прачке язык. Так и вышло.
– Та как же, утопла, конечно, только чуток и торчала. Или волосья увидали, не разобрала я.
– А что случилось? Купалась или чего?
Женщина посмотрела на Элейн как на умалишенную:
– Где купалась-то, здесь, что ли? В городе прямо, у всех на виду?
– Так как она оказалась в реке-то? – нетерпеливо допытывалась Элейн.
– Та поди разбери.
На этом разговор закончился, женщина стала тщательнее полоскать белье, явно давая понять, что не настроена общаться.
Тогда Элейн, отжав мешки и погрузив их на телегу, будто бы невзначай подошла к группке прачек, что уже закончили работу, но не торопились возвращаться в хозяйский дом.
– Теперь новую искать будет, – качая головой, сказала одна из них.
– Ни за какие коврижки к нему не пойду, – отозвалась вторая, прижимая руку к пышной груди.
