Справа от главного монгола под свирепыми взглядами воинов съёжились ожидающие своей очереди недавние сокамерники Сиантоли. Среди них не было повара, и Сиантоли вдруг понял, что корчащийся на крючьях окровавленный кусок мяса – это повар и есть. Ему стало не по себе.
С другой стороны от пыточного станка на деревянной скамье сидел князь, ещё вчера властелин Урахая и прилегающей провинции, а теперь пленник презираемых им плосколицых монголов. Он старался вести себя достойно, но вид пытки явно вышибал его из равновесия. Рядом, прикрывая лица платками, стояли три его жены, около каждой по служанке.
Вдруг все обернулись к станку для пыток – повар заговорил! Сиантоли не было слышно слов, но по выражениям лиц и так многое можно было понять. Главный палач немедленно ослабил пытку, толмач склонился к голове несчастного и дублировал каждое слово для нойона. После нескольких коротких реплик главный монгол дал команду. Воины – помощники палача притащили одного из высокопоставленных тангутов, что было видно по одеждам. Теперь «извлекать тайны» будут из него.
Сиантоли снова стало дурно, он повалился на сено и кажется заснул.
Сонного, ничего не соображающего Сиантоли подняли за косу, вытолкали под слепящее солнце, бросили лицом в землю перед имеющим безраздельную власть над всем живым в этом городе.
– По-монгольски понимаешь? – спросил допрашивающий помощник.
– Да.
– Кто таков?
Перед лицом смерти Сиантоли не смог соврать. Умереть низким ханьцем, торговцем сушёными фруктами?
– Я – чжурчжэнь!
Военачальник приподнялся на подушках, расхохотался.
– Ты – гордый чжурчжэнь, растерявший почти всю одежду? Как штанов не лишился! Что же ты тут делаешь? Может быть ты лазутчик, посланный пересчитать песок в этой проклятой Небом стране?
Лёжа на животе, было трудно отвечать с достоинством.
– Я не могу сказать, для чего я здесь, это не моя тайна. Но это не военное дело.
– Палач двинулся в сторону Сиантоли и тот невольно напрягся, предвидя ужасную боль. Но нойон сделал жест, указывающий на окровавленного повара. Повар стал говорить, не ожидая воздействий. Толмач громко перевёл:
– Мой господин, он говорит, что этот человек принёс тайное письмо от своего чжурчжэньского начальника для младшей жены правителя города.
Одна из жён резко задёрнула лицо платком.
Тангутский князь вскочил, сорвал с женщины платок, схватил за волосы, толкнул на землю и принялся избивать. Княжна ползала в пыли, рыдая и умоляя.
Монголы по указке командира немедленно растащили супругов. Градоначальник, размахивая руками, стал что-то быстро говорить монгольскому нойону.
– Он говорит, мой господин, – перевёл толмач с плохо скрываемой улыбкой, – что желает подарить эту неверную вашим солдатам, и чтобы он это видел.
– Что ж, пожалуй, я удовлетворю просьбу этого высокородного тангута. Чей десяток вчера первым преодолел стену Урахая?
Мигом явился молодой коренастый кривоногий воин, поклонился.
– Сколько бойцов у тебя осталось, герой?
– Шестеро со мной, господин.
Вот вам награда за храбрость – невеста на всех одна, зато княжеских кровей, любовным премудростям обучена, ненасытна, поскольку кроме мужа имела любовников. Думаю, у твоих героев хватит мужской силы усладить красавицу? Забирай! Если пожелаешь, пригласи на «свадьбу» её бывшего мужа, ему посмотреть хочется.
Визжащую девицу утащили.
– Ну, а с тобой, герой-пособник, что делать? Встань! – обратился большой начальник к Сиантоли.
