Я вновь взглянула на растянувшегося у балконной двери Говорова. Сомневаться в том, что он мертв, не приходилось: кожа уже приобрела желтоватый оттенок, а глаза почти остекленели. Надо было бы закрыть ему веки, но сделать это до приезда полиции мы не рискнули.
– Сергей Петрович, – спохватилась я, – вы так и не сказали, вызвать нам полицию или нет? Наша подруга в таком состоянии, что сама, того и гляди, трупом упадет, отворачиваясь от Кати, прошептала я.
– Что вы имеете в виду? – насторожился Воронков.
– Я в том смысле, что она вся на нервах, может и в обморок упасть.
– Вот как… Не надо никого вызывать. Я сам приеду, – буркнул майор в трубку и отключился.
– Ну вот, – вздохнула я. У меня словно камень с души свалился. – Мы вызвали специалиста, он во всем разберется. Не сыщик, а бультерьер. Вцепится – не отпустит.
– В кого вцепится? – испуганно спросила Катя.
– В преступника, разумеется.
– А… Преступника еще найти надо.
– Найдем, – сорвалось у меня с языка.
«Скорая помощь», которую Катя успела вызвать, приехала одновременно с бригадой Воронкова. Собственно, и полиция, и врачи появились в квартире Говорова довольно быстро. Времени Кате хватило только на то, чтобы сменить банный халат на джинсы и футболку и выпить успокоительные таблетки, дабы не разрыдаться в присутствии официальных лиц. Мы с Алиной даже не успели ее проинструктировать, что надо говорить полицейским, а что лучше утаить.
По большому счету мы толком так и не выслушали Катю. Она находилась в состоянии шока, а какой разговор может быть в таком состоянии? Одни лишь эмоции.
Молодой доктор, который приехал в карете «Скорой помощи», констатировал смерть, чуть коснувшись запястья покойника. И сделал он это только потому, что того требовала инструкция.
– Весьма сожалею, но медицина здесь бессильна, – сказал он, уступая дорогу Воронкову. – Ваш клиент.
– Наш, – кивнул майор.
Он прошел мимо меня и Алины, едва не наступив нам на ноги. При этом он даже не взглянул на нас, будто вообще не заметил. Меня его поведение ничуть не удивило. Есть у нашего приятеля такая особенность: если он злится, то в упор не замечает человека, будто того и нет вовсе.
Майор, присев перед Говоровым на корточки, стал разглядывать пистолет, который под ладонью покойного едва был заметен.
– Маленький какой! – воскликнула Алина. – Дамский, что ли? – ляпнула она и, спохватившись, прикрыла ладонью рот. Если пистолет дамский, то кому он мог принадлежать? Женщине! Мужчина не станет стреляться бабским пистолетом, тем более такой мужчина, как Говоров.
Воронков резко повернул к нам свое лицо.
– А эти почему здесь? – зло спросил он у своего напарника, кстати, хорошо нам знакомого лейтенанта Алексея Петрова.
Мы долгое время общаемся с майором и знаем практически всех его сослуживцев. Например, Леша сидит в соседнем с Воронковым кабинете и иногда оказывает нам мелкие услуги. Бывает, что мы обращаемся к нему с просьбой узнать чей-то адрес или по номерному знаку автомашины определить, кому она принадлежит.
– А мы свидетели, в смысле понятые, – вместо лейтенанта ответила Алина.
– В понятые вас никто не приглашал. Оставьте территорию, дамочки. Я с вами позже поговорю. Езжайте на работу, займитесь своими делами.
Услышав, что ее лишают поддержки, Катя заплакала навзрыд.
– Уведите пострадавшую, – ледяным тоном велел Воронков. – Как только мы здесь освободимся, я с ней поговорю.
