Всегда ли Джейн, рассказывая о том страшном вечере, добавляла эти слова – «несколько старше»? (Дэнни Бачагалупо не помнил, но зато он помнил, что ни один рассказ индианки о гибели его матери не обходился без упоминания о «знаменательном совпадении» возраста Кетчума с возрастом «кузины Рози».)
О завершающем эпизоде Джейн рассказывала более или менее одинаково. Ей надоело слушать пьяные вопли. Она открыла дверь кухни и уже хотела крикнуть подгулявшей троице, чтобы перестали орать, а то разбудят малыша. Джейн находилась выше русла реки и потому услышала грохот несущейся воды и бревен. Всю зиму ледяной панцирь и снег заглушали голос реки. И вдруг мартовским субботним вечером Извилистая заговорила вновь. Джейн захлопнула за собой дверь и побежала вниз, на берег.
На берегу уже больше никто не кричал «Идиоты!». Первые бревна с верховьев выкатывались на уцелевший лед. Казалось, скользкая поверхность добавляла им скорости. Часть бревен попала под лед. Какое-то время они плыли, скрытые от глаз, потом вдруг выскакивали на поверхность.
– Как торпеды, – обязательно прибавляла Джейн.
Когда она достигла берега, скопившиеся бревна крушили лед. Попадались глыбы величиной с легковую машину. Кетчум первым заметил исчезновение Рози. Только что она беззаботно кружилась, и вдруг ее заслонила высокая, как стена, ледяная глыба. Через мгновение над тем местом, где она стояла, сгрудились бревна. По ломающемуся льду и скользким бревнам Кетчум побежал к повару. Обломок, на котором сидел Доминик, медленно полз к открытой воде.
– Стряпун, она исчезла! Исчезла! – орал Кетчум.
Повар поднял голову и с удивлением увидел, как совсем рядом, проломив лед, возникло бревно.
– Кто? Рози? – машинально спросил он.
Сейчас он мог бы сколько угодно орать: «И я тоже тебя люблю!» Никакое эхо не прорвалось бы сквозь грохот ломающихся ледяных глыб и гулкие удары бревен. Кетчум взвалил повара на плечо и осторожно, на цыпочках, стал двигаться по бревнам к берегу. Иногда его нога вместо бревна попадала на льдину и проваливалась по колено в холодную воду.
– Идиоты! – Теперь уже Джейн кричала им с берега, обращаясь к двоим, а то и ко всем троим. – Идиоты! Идиоты!
Повар промок и озяб. Его трясло, и у него стучали зубы, однако Кетчум и Джейн понимали, что он говорил.
– Кетчум, она не могла исчезнуть… она не могла… взять и погибнуть!
– Но она погибла, Дэнни, – приступала к завершающему этапу рассказа Джейн. – Это случилось очень быстро. Быстрее, чем луна заходит за облако. Так и твоя мама исчезла в мешанине льдин и бревен… Когда мы вернулись в дом, ты проснулся и истошно орал. Таким я тебя больше никогда не видела, даже когда тебе снились страшные сны. Я посчитала это знаком. Видно, ты понял, что твоя мама погибла… Вы с отцом плакали в два голоса, и мне было вас никак не успокоить. А тут еще Кетчум. Когда я спустилась в кухню, он стоял возле стола. Его левая рука лежала на столе, а в правой он держал занесенный секач. «Не смей! – крикнула я ему. – Этим ты ее не вернешь!» А он стоял и пялился на свою левую руку. Но мне было не до Кетчума. Я поднялась наверх. Потом я опять спустилась за чем-то в кухню. Кетчум ушел. Я облазила все углы. Думала, найду где-нибудь его оттяпанную руку. Мне очень не хотелось, чтобы ее нашел твой отец.
– Но ведь Кетчум не отрезал себе руку, – перебивал ее в этом месте Дэнни.
– Как видишь, – торопливо отвечала Джейн. – Протрезвел потом и, должно быть, ужаснулся тому, что мог натворить.
