Последователи разрушения - страница 27
– Ал Бистинн! – крикнул джинн, сложив руки у рта. – Общий сбор!
До самого полудня Судур знакомил новичка с будущими соклановцами – артистами и членами их семей. В клане ал Бистинн было немногим больше двадцати джиннов, включая троих маленьких детей. Дар стихий был только у Судура и Танна, прочие артисты могли похвастаться более заурядными талантами. В труппе жили акробаты, певцы и музыканты, силач и девушка, приручавшая хищных птиц. Её звали Сеоки, «хрупкий лёд» на древнеджиннском, и имя ей это очень шло: фиалковые глаза были глубокими, как горное озеро, и будто скрывали страшную тайну. Весь вид джиннки кричал: «Не подходи ко мне, пока не позову». Танн счёл, что вряд ли ошибся с первым впечатлением. Наверняка Сеоки находила общий язык с совами и соколами благодаря хищному характеру. Пернатые послушно прилетали на её изодранную рабочую перчатку и грозно кричали на окружающих.
Танн усердно растягивал рот, изображая радость и благодарность, и искренне надеялся, что хорошо играет роль – ему были неприятны большие компании. Кроме того, в клане ал Уол было принято сторониться низких слоев общества. Бабушка рассказывала Танну о дремучести кочевников, жадности крестьян и беспричинной жестокости солдат, и он впитывал эти знания подобно морской губке. Сейчас, общаясь с простолюдинами, он умышленно искал в них недостойные черты и… злился. Боги, как же он злился! Артисты оказались приветливы и открыты. Каждый их них, почтив дань традиции, не пожалел для мужчины ни денег, ни вещей. У ног выросла целая гора подарков: циновки, обрезы ткани, мешки с мукой и крынки с кислым молоком, кожаные ремни и козлиные шкуры. Сеоки отдала ему три плетёных шнура – белый, фиолетовый и синий – для украшения юрты и с гордостью сказала, что сама сплела их с именем Порядка на устах.
В душе Танна шевельнулось что-то похожее на стыд, и он едва мог смотреть в глаза сиволапым «соклановцам». Но он держался. Возвёл в голове установку, что джинну его круга стоило бы сохранить лёд внутри. Следовало поставить себя над собравшимися вокруг джиннами, не позволить просочиться и капле привязанности или благодарности, иначе его план рано или поздно пойдёт барану под хвост. Он тут не для того, чтобы плести новые узы или творить чары на потеху публике.
Старейшие члены ал Бистинн осенили Танна благословением. Древние, сморщенные как кизил дед с бабкой объявили, что этим вечером только половина из присутствующих отправится в город на заработки. Остальные будут готовиться к празднику.
– Ты всё запомнил? – в очередной раз спросил его Судур, пока они шли в сторону стен, отделявших внешний город от внутреннего.
– Да, – Танн почти что взвыл от раздражения. Свою роль в грядущем представлении маг пересказал уже раз десять, но Судуру всё было мало.
– Тут и ребёнок запомнил бы, брат. Замолчи, – засмеялся артист, имя которого Танн не запомнил.
Кочевники находились в приподнятом настроении. Предвкушали грядущий кутёж после заката?
– Сначала ты будешь в ужасе.
Он не расслышал тихих шагов Сеоки и вздрогнул, когда услышал её шёпот.
– Ты про что?
– Про выступление. Тебе не понравится, – она ускорилась и зашагала с Танном в ногу; девушка не смотрела на него, сосредоточенно поправляя ремешки на запястье, но каким-то образом распознала его беспокойство. – Точнее, будет неловко, и захочется уйти. Не презирай себя за это.
– Этого не случится, – Танн усмехнулся и заслужил болезненный тычок в бок.