Последователи разрушения - страница 35

И что она сделает, когда вернется в гостиную? Устроит резню? Убьёт родного отца? О богиня, не дай ей сбиться с пути.

– Сукин сын! – зарычала Грэй и швырнула подушку в дальний угол комнаты.

До ифритки начинало доходить: лживый Джехан никуда не отпустил бы её после рождения первенца. Он бы нашёл предлог оставить при себе и жену, и баснословно пышное приданое. Картинки будущего замелькали одна за другой – эти вечные гости, тётушки и их беременные дочки, орущие младенцы, платья, приторные улыбки, жизнь в четырёх стенах без права голоса… Губы Джея на шее, на ключицах, на груди и ниже. Шум ветра за окном, далекий горизонт и блеск солнца на алебардах стражников.

Интересно, как часто простые фрийки испытывали стыд и тоску? Испытывали ли вообще, или такая жизнь была им по нраву?

«Они сговорились, они обманули, они почти поймали меня». Круговорот мыслей гудел в голове, но одна из них была громче всех, выбивалась вперёд и приказывала действовать.

«Я не хочу такой жизни».

Над горизонтом было ещё темно, но Грэй торопилась. Она надела широкие шаровары, сапоги для верховой езды и подпоясала кушаком льняную рубаху. Рукава заранее подвязала у локтей. Клинки привычно холодили спину сквозь наплечные ножны, пояс оттягивал кинжал. В походную торбу ифритка запихала смену одежды, объёмную флягу с водой, тряпицу с пахлавой – жаль, не мясо! – и горсть зёрен аниса. Пахучая специя пригодится, если по следу пустят собак. После сборов комната казалась разгромленной, но это Грэй уже не касалось. Закинув ногу на подоконник, девушка помедлила и вернулась, чтобы поставить точку в прежней ненавистной жизни.

Хрустнуло и пошло трещинами разбитое зеркало. Позолоченная рама превратилась в пустую глазницу, и Грэй почувствовала воодушевление.

«Я хочу быть свободной».

Она выпрыгнула в окно. Упав на мягкую почву, девушка перекатилась и, согнувшись в три погибели, побежала вдоль стен на задний двор, прямиком к конюшне. Она часто припадала к земле и осматривалась. К счастью, её никто не замечал, сигналов тревоги слышно не было. Наверняка охрана бдела лишь у главного входа в поместье: там их усердие было на виду у хозяина.

В окнах родового гнезда не горел свет, лишь в покоях отца мигал отблеск зажжённой лампады. Старик Тлея, должно быть, не мог позволить себе уснуть и перекраивал планы на неделю, предвкушая скорое повышение.

Торжество сыграют в поместье невесты: так принято. Пустырь за конюшней озеленят в рекордные сроки, поставят шатры, в вольеры запустят павлинов и белых тигрят. На праздник придут представители высших каст – сливки общества, военные и политики. Наверняка явится с десяток придворных, друзей рода Фарие. Грэй сплюнула в пыль.

Давным-давно, едва перешагнув порог Академии, юная Греираз поставила перед собой цель. Она желала взять всё от наставников и как можно быстрее оказаться в пылу сражения, а там и до подвига недалеко. В бою ведь так просто проявить себя, стать чуть ближе к совершенству и прикоснуться к воле Сильных. Она завидовала мужчинам-ифритам, ведь так многое было им дано просто по праву рождения. Девушка старалась обойти их грубую силу ловкостью и коварством, и у неё получалось – о чудо, она почти встала в один ряд с воительницами запада, дерзкими и независимыми.

Однажды Грэй сумела подслушать разговор преподавателей и долго смеялась, пересказывая его приятелям. «Греираз ужасно неудобный ребёнок», – говорила учитель истории. – «Спит на занятиях. Не умеет себя вести, грубит и задирается. Не думаю, что из девчонки выйдет что-то путное». «Знаю я, что на самом деле для вас неудобно», – отвечал учитель меча. – «Давеча на занятии Тлея не смогла уговорить лидера своей команды принять разработанный план. Песочные часы повернулись трижды, и вот она уже подбила мальчишек на мятеж. Вместе они сместили командира и поставили девочку на его место. Да, да. Бунтарки неудобны, но последнее слово порой остаётся за ними».